Задумался генерал. Вдруг слышит:

– Товарищ комдив!

Поднял Плиев голову. Видит – стоит перед ним казак. Казак настоящий – с усами, в кубанке. Уже в годах.

– Откуда, служивый?

– Из станицы Попутной.

– Слушаю вас, товарищ.

– Товарищ комдив, дозвольте совет.

– Совет так совет, – улыбается Плиев.

Подошел казак к генералу, стал что-то шептать на ухо.

Слушает Плиев:

– Так, так.

Руками что-то казак показывает.

Улыбается Плиев:

– Так, так. – Совсем оживился Плиев: – С удальством, по-казачьи, значит?

– Так точно, по-дедовски, товарищ комдив.

Дал Плиев команду идти в атаку.

Построились казаки на улицах Горбова. С места взяли в карьер, в галоп. Донеслись до околицы. Вот и открытое поле. Помчались кони вперед на врага.

Но тут встретили фашисты конников залпами. Вот неудача! Повалились из седел всадники. Повисли на стременах. Разгоряченные кони вперед несутся.

Довольны фашисты – отбили атаку. Несутся по полю кони, тащат тела казаков. «Ага, и лошади будут наши», – рады фашисты двойному везению. Кони и правда несутся к ним. Вот-вот и хватай скакунов за уздечки.

И вдруг… что такое?! Не верят фашисты своим глазам. Видят и все же не верят. Остановились вдруг кони в беге. Ожили, как в сказке, убитые всадники. Поднялись на стременах. Приложили к плечам автоматы. Огнем, как косой, по фашистским рядам прошли.

Увенчалась успехом казацкая хитрость. Откатились назад фашисты. Взяли в галоп эскадроны. Острой казацкой шашкой довершили лихое дело.

Горд Исса Александрович Плиев:

– Джигитовка! Высший казацкий класс.

Среди лесов и полей Подмосковья затерялось небольшое село Сергеевское. Стоит оно ладное-ладное. Избы словно только родились на белый свет.

Любит Наташка свое Сергеевское. Резные ставни. Резные крылечки. Колодцы поют здесь песни. Калитки поют здесь песни. Басом скрипят ворота. Соревнуются в крике голосистые петухи. Хороши леса и рощи. Малина в лесах, орешник. Хоть на возах вывози грибы.

Любит Наташка свое Сергеевское. Речка журчит здесь Воря. Хороши берега у Вори. Травка. Песочек. Склонились ивы. Рыбий под вечер всплеск.

И люди в Сергеевском тоже особые. Добрые-добрые!

Солнце Наташке светит. Люди Наташке светят. Дарит улыбки мир.

И вдруг оборвалось все, как сон, как тропа над кручей. Кончилась мирная жизнь в Сергеевском. Опалила война округу. Попало к врагам Сергеевское.

Вступили в село фашисты. Разместились фашисты в крестьянских избах. Выгнали жителей всех на улицу.

В погребах и землянках укрылись люди. Живут все в страхе, как темной ночью.

До самой зимы, до снега в руках у врагов находилось Сергеевское. Но вот долетела сюда канонада. Сверкнула радость – идут свои!

– Свои!

Ждут в Сергеевском избавления. Ожидают нашу армию. И вдруг обежали фашисты погреба и землянки. Выгнали снова людей на улицу. Согнали в сарай, что стоял на краю Сергеевского. Закрыли на все засовы.

Смотрит Наташка: вот мамка, вот бабка, соседи, соседки. Полно народа.

– Чего нас, мамка, в сарай загнали? – лезет Наташка.

Не понимает, не знает, не может ответить мать.

Сильнее слышна за селом канонада. Радость у всех:

– Свои!

И вдруг кто-то тихо, затем что есть силы:

– Горим!

Глянули люди. Дым повалил сквозь щели. Огонь побежал по бревнам.

– Горим!

Бросились люди к дверям сарая. Закрыты двери на все засовы. Даже снаружи чем-то тяжелым подперты.

Все больше и больше в сарае огня и дыма. Задыхаться начали люди. Не хватает Наташке воздуха. Пламя ползет к шубейке. Уткнулась, прижалась Наташка к матери. Ослабла, забылась девочка. Сколько времени прошло – не знает. Вдруг слышит:

– Наташка! Наташка!