Потом бахвалился: «Я выучил свой текст, и произнес, легкотня!» Спросила: «Как? А остальное?» «На фиг надо мозги засорять, – искренне удивился Леонид. – Такой ерундой не страдаю». Вот тебе и погружение в роль. Вот тебе и русская театральная школа. Я была в шоке. Теперь просто неприятно его слышать. Ни слову не верю.
– Любимая…
– Не называй меня так!
– Прости, милая…
– Что тебе надо? – голос у меня грубый, но уж что заслужил.
– Я так сильно скучаю по тебе…
– Подрочи, пройдет, – бросаю и выключаю телефон.
С чего я должна с ним церемониться? После помолвки проходит месяц. Прихожу домой (к себе, между прочим, у этого актера больших и малых театров своего угла нет), и вижу, как мой Леонид лежит на нашей постели, раскинув руки и ноги, закатив глаза, а на нем верхом скачет какая-то шмара, чьи сиськи тяжело подлетают и шлепают по её раздобревшему телу. При этом она стонет во весь голос, приговаривая, как ей хорошо.
У меня от такого зрелища дар речи пропал. Но как я потом вышвыривала обоих из своей квартиры! Это было то ещё представление. В фильмах такое не покажут. До сих пор не пойму, откуда у меня взялись силы, поскольку я вообще-то девушка хрупкая, схватить ту пышнотелую полюбовницу за волосы, стянуть с Леонида, протащить до прихожей и выпихнуть на лестничную площадку. В этой кобылке килограммов 80! Она была в таком шоке, что даже сообразить ничего не успела.
Настал черед суженого с торчащим обелиском, который мне захотелось сломать, уж очень раздражал в те минуты. Но, видя мою ярость, восставшая плоть мгновенно сдулась, превратившись в морщинистый стручок. И тут настал черёд Леонида врубить свой артистизм на полную.
5. Глава 5
Если бы за бытовой артистизм давали «Оскара», то Лёнька получил бы их в тот вечер целую охапку. Какие только финты ушами не выделывал непризнанный гений актерского искусства! Сам Станиславский рыдал бы на плече у Немировича-Данченко, будучи под глубоким впечатлением от того, как мой изменник старался всё исправить. Да что там! Оливер Стоун и Стивен Спилберг вместе с Мартином Скорсезе выстроились бы в очередь, желая пригласить этот талантище в свои фильмы, а на задворках рвал на себе последние волосы Никита Михалков.
Леонид дал жару в тот незабываемый вечер. Сначала он театрально валялся на полу, вздымая руки и умоляя его простить. Я же не выдержала и расхохоталась, поскольку актер позабыл о сценическом облачении. Выступать кинулся в костюме Адама, притом его причиндалы после фиаско стали такими крошечными, что во мне даже проснулась жалость: не отморозил бы бубенчики, а то детей не будет. Но сразу после этого фыркнула, закрыв лицо руками.
Тогда Леонид решил, что пора меня тактику. Он встал, сменив маску лица с «я низок, подл, прошу простить покорно» на «я оскорблён, сударыня». Оделся, а потом принялся осыпать меня обвинениями. Самый тяжеловесный аргумент был – «это ты виновата, что я остаюсь неудовлетворённым в нашей постели!» Мне даже интересно стало, черт дернул за язык спросить.
Что я услышала! О, горе мне, фригидной идиотке! Оказывается, я пренебрегла одним из самых сокровенных желаний своего мужчины – анальным фистингом! Он так хотел, а я не согласилась. Он так мечтал, а я не поддалась. Опять фыркнула. Да, простите, ваше высокородие, но засовывать вам пальцы и прочие предметы в задницу не считаю для себя приемлемым удовольствием. Что и попыталась объяснить, да тщетно. Мне было сказано: если бы любила искренне, то не сказала бы «нет».
«Я же делаю тебе куннилингус, и ничего! – воскликнул большой артист. – А ты думаешь, мне приятно совать язык в это место?!» Вот это открытие! Ну, раз пошла такая пьянка, я ответила в том духе, что полировать ртом его кочерыжку у меня тоже восторгов никогда не вызывало. Это подвигло Леонида перейти к третьему акту Марлезонского балета – рыдательному. Как он театрально вскинул руку к голове, как залился горючими слезами!