– Роберт не годился мне в мужья.

– Тебе уже двадцать девять лет, Ханна, и ни один мужчина не смог заинтересовать тебя дольше чем на несколько месяцев. Ты слишком разборчива.

– Папа, мне жаль, что я не унаследовала мамину грацию и умение ездить верхом или твою тягу к состязаниям. Но эта ферма была ее мечтой. А теперь стала и моей. Я готова управлять ею. Может, я не могу объездить фаворита, но способна вырастить его. Для этого у меня есть способности.

– Нет, Ханна. У тебя было несколько мелких достижений, но тебе не хватает пыла, амбиций, и ты совершенно ничего не понимаешь в бизнесе. Ты никогда не сможешь взять в руки управление фермой.

Ханна вздрогнула. Жестокие слова отца подействовали на нее как удар кнута.

– Это неправда.

– Ничего хорошего не выйдет, если я буду и дальше нянчиться с тобой. – Отец помолчал. – Я не всегда буду рядом, Ханна. Пора тебе самой о себе позаботиться.

– Что ты имеешь в виду?

– Я больше не буду поддерживать тебя.

Вслед за шоком пришла паника, и Ханна попятилась.

– Что ты имеешь в виду? – повторила она.

– Я больше не собираюсь спонсировать тебя и твои провалы.

– Почему? Что я сделала? И как мне теперь жить?

– Придется научиться жить на зарплату.

Обида, страх, боль от предательства полыхнули в ее груди.

– Мы не могли обсудить это прежде, чем ты принял такое радикальное решение?

– Что бы это дало?

– Я попробовала бы тебя отговорить. – Ханна бросила оскорбленный и возмущенный взгляд на поверенного, который с виноватым видом пожал плечами. – Эта ферма, эти места были собственностью нескольких поколений нашей семьи. Столько людей зависят от тебя, и от меня, и… – Она обернулась к Бринкли. – Он имеет право это сделать? А как же доля моей матери в бизнесе?

– Твои бабушка и дедушка переписали ферму на Лютера еще до его женитьбы. Имя твоей матери нигде не фигурировало. Когда тебе исполнилось двадцать один год, ты получила все, что тебе причиталось.

У нее почти ничего не осталось. Она тратила деньги на лошадей, уверенная, что отец не оставит ее без помощи.

Осознание произошедшего наконец пришло к ней, вырвав из ступора. Значит, именно Уайет Джейкобс выхватил ферму прямо у нее из-под носа. Пронырливый, изворотливый негодяй! «Холодные глаза, холодное сердце», – говорила про таких Нелли.

Сердце Ханны пустилось вскачь, в ушах шумело. Если она не может заставить отца или Бринкли здраво взглянуть на проблему, придется поговорить с этим нахалом и уговорить его аннулировать сделку. Потом она придумает, как переубедить отца.

Спотыкаясь, Ханна прошла к двери, ведущей на задний дворик, и увидела, что ее злейший враг сидит за столиком, спокойно ест печенье Нелли и пьет молоко, как будто не он выбил землю у нее из-под ног. Она подошла к Уайету и тронула его за локоть:

– Это мой дом. Вы не можете украсть мою собственность. Отец поддался старческим фантазиям и…

Лицо Джейкобса было словно вырублено из гранита.

– Я не крал ферму «Сазерленд», док. Я заплатил за нее больше рыночной стоимости.

Он спокойно надкусил печенье. Его высокомерие было хуже пощечины. Поглядев на печенье, Ханна поняла, что она не единственная, кого ошеломят ужасные новости. Она повернулась к отцу, который последовал за ней:

– А как же Нелли? Она живет с нами с тех пор, как умерла мама. У нее нет ни дома, ни семьи. Ты не можешь выгнать ее.

– Уайет пообещал не увольнять Нелли.

Уайет пообещал. Отлично! Только едва ли можно доверять каменной статуе. Она уставилась на Джейкобса в упор:

– Что будет с работниками, лошадьми и конюшнями? Вы собираетесь все здесь переделать?