Ей встречались куда менее обаятельные звезды кино, конгрессмены и аристократы. Из жалости она встречалась кое с кем из них и даже целовалась – без какого-либо эффекта. Так почему же Уайет Джейкобс легко пробил ее оборону?

Что такое?! Не гнев ли промелькнул в его глазах?

Был всего лишь один способ выяснить это.

– Что привело вас на нашу ферму, мистер Джейкобс?

– Лютер, вас не затруднит объяснить, почему я здесь? – Джейкобс переадресовал вопрос ее отцу.

Всегда уверенный в себе Лютер Сазерленд выглядел сегодня беззащитным и неловким. Он одним глотком осушил свой бокал и со стуком поставил его на стол.

Ханна разволновалась не на шутку:

– Папочка, что происходит?

– Я продал ферму, Ханна, – сообщил он.

Молодая женщина моргнула. Заявление прозвучало настолько нелепо, что ничем, кроме розыгрыша, быть не могло.

– Правда?

Лютер посмотрел на молчаливого Бринкли, потом на дочь:

– У меня хватает других дел, на которые нет времени, поскольку я круглый год привязан к этому бизнесу.

Ханна внимательно посмотрела на отца. Нет, он не шутил. Пол под ногами, казалось, куда-то поплыл. Она схватилась за столешницу, чтобы не упасть.

– Ты не мог продать ферму. Ты живешь ради нее.

Насколько Ханна знала, у отца не было иных интересов, иных увлечений. Ничего, кроме лошадей, побед на состязаниях и фермы «Сазерленд».

– Теперь – нет, – отрезал он.

Ее пронизал страх, на верхней губе выступил холодный пот. Она обратилась к Уайету:

– Не оставите ли вы нас на минутку, мистер Джейкобс?

– Пожалуйста, – кивнул гость и вышел.

Ветерок, ворвавшийся в открытую дверь, принес аромат свежескошенной травы, но не смог, как бывало, успокоить Ханну.

– Мне уйти? – спросил Бринкли.

Отец поднял руку:

– Останься. У Ханны могут появиться вопросы, на которые только ты сможешь дать ответ.

– Папа, что случилось? Ты заболел?

Он вздохнул:

– Нет, Ханна, я не болен.

– Но как ты посмел сделать это? Ты обещал маме, что никогда не продашь ферму.

Морщины на лице отца стали глубже.

– Это было девятнадцать лет назад, Ханна. Она умирала. Я был готов на все, лишь бы успокоить ее.

– А как же я? Я тоже дала маме обещание и собираюсь его сдержать. Я должна унаследовать ферму, сохранить ее и передать моим детям.

– Которых у тебя нет.

– Пока нет, но когда-нибудь… – Ханна замолчала, в голову ей пришла неожиданная мысль. – Это потому, что я не вышла замуж за Роберта?

Губы отца сжались.

– Он идеально подходил тебе, но ты не пожелала остепениться.

– Нет, папа, он идеально подходил тебе.

– Роберт знал, как руководить коневодческой фермой.

– Я тоже.

– Ханна, ты не ездишь верхом. Ты не участвуешь в состязаниях. Твое сердце к этому не лежит, и у тебя недостаточно пыла, чтобы ферма оставалась на хорошем счету. Вместо этого ты впустую тратишь время и деньги на животных, которых следовало бы усыпить.

Не важно, сколько раз Ханна это слышала, – резкие слова всегда попадали в цель. Однако она сдержалась и обратилась к фактам:

– Мама тоже верила в то, что коням нужна реабилитация, и моя программа дает прекрасные результаты. Если бы ты удосужился взглянуть на статистику…

– Из-за твоей программы мы каждый квартал терпим убытки. Ты легкомысленно относишься к деньгам, потому что тебе никогда не приходилось зарабатывать на жизнь.

– Я работаю.

– Пару часов в день, – проворчал отец. – Мы с твоей матерью сделали ферму «Сазерленд» такой, какова она сейчас, потому что круглосуточно трудились. Твоя мать была амбициозной. Ты – нет. Возможно, Роберту удалось бы вбить в твою голову немного здравого смысла.

Ханна разорвала помолвку в тот день, когда поняла, что Роберт любит ферму и лошадей больше, чем ее. Роберт был бы идеальным зятем для Лютера – агрессивным в бизнесе, звездой на дистанции. А Ханне было бы отведено в лучшем случае третье место в его сердце.