Элоиза улыбнулась и села за стол на своё рабочее место напротив Бётгера.

Он кивнул в сторону дивана:

– И где ты взяла это смертоносное оружие?

– Это пистолет Кая.

Левая бровь Бётгера скептически изогнулась.

– Как-как? – Он сделал музыку потише. – Ты сказала, Кая?

Его удивление было отнюдь не безосновательно.

Кай Клевин – господин, покрытый пигментными пятнами, занимал в издании «Demokratisk Dagblad» должность ресторанного критика. Он был известен как страшный сноб, испытывающий латентную ненависть ко всему, что могло нравиться пролетариату. Статьи Клевина предназначались небольшому проценту читателей, разделявших его восторг в отношении – по определению Элоизы – «самоистязательного гастроонанизма».

– Ради всего святого, что Кай делает с этим кислотным пистолетом для пейнтбола?

– Это не пейнтбольный пистолет, это бластер фирмы «Нерф»!

– Это психопатическое оружие для быдла. Поэтому я повторю вопрос: как оно может принадлежать Каю?

Элоиза пожала плечами.

– На прошлой неделе он приводил на работу внука. Наверное, пацан его забыл.

Бётгер закатил глаза.

– Тот мелкий уродец с кривым прикусом, который недавно носился тут кругами и истерил?

– У-гу.

– Так это внук Кая?

Элоиза кивнула.

Он поморщил нос.

– Фу!

– Про детей нельзя говорить «фу».

– А уж это мне до лампочки. Он вылитый Кварк[4]! – Могенс выставил вперед нижнюю челюсть и уставился вперёд невидящим взглядом, как персонаж мультика. Затем снова посмотрел на Элоизу и развёл руками: – Я не прав?

Пожав плечами, она начала доставать записные книжки и рабочие бумаги из своей сумки.

– Значит, я прав, – подытожил Бётгер, – но будем честны по отношению к Кварку: симпатичные дети в целом редко встречаются. Когда я отвожу Фернанду в садик по утрам, я вижу всю эту компашку: сидят, а у них сопли висят до полу, ужасно противно. От них ещё и пахнет!

– Слушай, Могенс, а если признаться, как ты на самом деле думаешь? – улыбнулась Элоиза.

Она вытащила мобильный и открыла письмо, которое получила от Мортена Мунка из Отдела специальных журналистских расследований. Заголовок письма гласил: «Ветераны vs мирные жители? Статистика самоубийств».

– Кальдан, если с тобой я не могу поделиться этим, то с кем тогда мне делиться? Среди моих знакомых ты – единственный человек с непромытыми мозгами. Вот моя сестра, знаешь?

– А что она?

– Раньше с ней было так здорово. Она всегда была интересным собеседником – и смотрела на вещи небанально. А потом встретила этого, как его, Нильса. В просторечии: Нильса-из-Нордеа[5]. Они родили детей, двоих, – дети вполне милые, что правда, то правда. Но теперь семейство переехало в Холте в одноэтажный коттедж, обзавелось электрической газонокосилкой, всякими гаджетами…

– И что с того?

– Сестра стала ужасно скучной.

– Но она же счастлива?

– Ещё как счастлива, конечно! Но ей это не идёт.

Элоиза подавила смешок и издала вместо него какой-то носовой звук.

– Ну хорошо хоть ты не изменился, став папой. – Она бросила на него ироничный взгляд.

Бётгер раздражённо кивнул в ответ.

– Разумеется, люди меняются, они же не каменные. Но я сохранил цинизм, а это, знаешь ли, важная черта, – он помахал указательным пальцем, подчёркивая важность своих слов.

– Да, да, как скажешь, капитан Хэддок[6].

– Правда! И это, кстати, одна из причин моей симпатии к тебе, Кальдан. Из всех людей, которых я знаю, ты одна из самых циничных.

– Ой, спасибо, ужас какая прекрасная характеристика.

Бётгер уважительно наклонил голову, как будто только что произвёл её в рыцари:

– Never change[7], хорошо?

– Можешь не беспокоиться, – сухо сказала Элоиза, – в этом плане бояться нечего.