Начиная с осени 1942-го сообщения о депортации евреев в лагеря смерти, включая Собибор, регулярно передавались польским и польско-еврейским подпольем[12]. Информацию об отправке в Собибор французских и голландских евреев распространяли печатные органы и доклады командования Армии Крайовой[13].

Еще до восстания о лагере узнали и советские партизаны. В конце сентября партизанскому начальству поступили донесения от капитана отряда им. Г. К. Жукова Мигдара Абдулалиева[14] и политрука отряда им. К. Е. Ворошилова Н. В. Эйберга. Кроме того, бывший охранник Собибора Иван Каракаш, в июле 1943 года перешедший к партизанам, нарисовал план лагеря. Полученные сведения были обобщены в докладной записке уполномоченного Брестского обкома КП(б) Белоруссии по руководству партизанским движением в южной зоне Брестской области Захара Поплавского от 7 октября 1943 года на имя уполномоченного ЦК КП (б) Б по Брестской области полковника Сергея Сикорского[15]. Поплавский сообщал о существовании в Собиборе «печи смерти», «в которой жгут людей», и сообщал другие подробности об устройстве лагеря и газовых камер. Неизвестно, был ли дан ход этой информации и ушла ли она «наверх»[16].

Информация о восстании также сразу достигла польского подполья[17] и Лондона. Уже 25 октября 1943 года левый сионистский активист Адольф Абрам Берман, представлявший Еврейский национальный комитет[18], сообщал из Польши еврейскому представителю при польском правительстве в изгнании Игнацию Шварцбарту: «Остатки евреев уничтожили и подожгли два места уничтожения: Треблинку и Собибор»[19].

Одно из донесений польского подполья о «кровавом бунте евреев в лагере смерти»[20] тогда же, осенью 1943-го, прочитал начальник штаба белорусского партизанского отряда Михаил Лев – до войны начинающий писатель, добровольцем ушедший на фронт и бежавший из лагеря для военнопленных. Известие о подвиге восставших узников потрясло Лева и во многом определило его жизнь. После войны он познакомился и подружился с Печерским, написал несколько книг о восстании и собрал огромный архив, материалы которого легли в основу настоящей работы и других трудов о Собиборе.

Но сколько-нибудь полная информация о Собиборе и остальных лагерях смерти появилась, разумеется, только после освобождения Польши от нацистов.

В конце июля – начале августа 1944 года в результате Люблин-Брестской операции войска 1-го Белорусского фронта РККА освободили Западную Белоруссию и Восточную Польшу. Среди освобожденных районов был и Люблинский округ, на территории которого располагались крупные концлагеря и лагеря смерти – кроме Собибора, также Белжец и Майданек. Вскоре в рапортах официальных лиц и в советской прессе появились первые свидетельства о происходившем в этих лагерях.

Сохранилось несколько донесений представителей армейских политорганов о Собиборе[21]. Заместитель начальника Главного политического управления (Главпур) РККА генерал-лейтенант Иосиф Шикин[22] 23 августа 1944 года по указанию своего непосредственного руководителя Александра Щербакова[23] докладывает председателю ЧГК Николаю Швернику[24] о своей поездке ранее в том же месяце в район Собибора. Ссылаясь на беседы с местными жителями, железнодорожниками и работниками лесничества, Шикин описывает работу конвейера смерти, разрушенного после восстания. «Достаточно слегка вскопать землю, чтобы обнаружить следы дикого преступления. На этом месте можно найти много костей, пепла, остатки одежды, обувь и разную домашнюю утварь», – рапортует он и просит адресата направить в этот район представителя ЧГК.