Тогда-то он и поверил, наконец, что любим. И Персефоне довелось видеть удивительное — сияющие тёплым светом глаза подземного Владыки и его счастливую улыбку, делавшую его очень молодым и очень красивым.

Четыре месяца Персефона купалась в любви и обожании, возвращая их в ответ. Прощаться в этот раз было особенно тяжело.

Вернувшись на поверхность, Кора всё ещё жила тем, Подземным, миром. И воздух не казался ей таким сладким, ручейки звонкими, а цветы и вовсе раздражали своей яркостью. Она часто отлучалась в библиотеку Тота, чтобы почитать в тишине, а люди сетовали: весна в этом году холодная.

Коре настолько не было дела ни до чего, что когда Иахе сообщила ей, расчёсывая и вплетая в волосы цветы, что у Афродиты новый любовник, она только хмыкнула:

— Последний, что ли.

— О нет! — патетически воскликнула подруга. — В этот раз, похоже, Киприда[11] серьёзно влюблена. Да и видела бы ты этого красавчика! Наш Аполлон ему не чета!

В разговор включились и подбежавшие Фено и Левкиппа. Они наперебой стали рассказывать об Адонисе. Мол, он финикиец. Его прерогатива — летнее цветение, красота, желание. Все-все нимфы влюблены в него, но разве он посмотрит на кого-то, если ему благоволит сама Афродита.

У Коры разболелась голова, а причина восторгов подружек — красивый юный бог — заранее раздражал.

— Представь, он выбрал своим цветком анемон.

Кора только фыркнула:

— Тогда Афродите нужно быть особенно осторожной: анемон — цветок ветреный.

Сказала и ушла, не обращая внимания на шепотки в спину: «Что это с ней?»

Заполучить анемон — просто, вспоминался давний, из прошлой жизни, разговор с матерью, куда сложнее покорить нарцисс.

Он выступил из-за дерева, шагнул ей навстречу и вдруг — рухнул на колени.

— Кто ты, о совершенство? — юный бог тянул к ней руки.

Кора даже усмехнулась: они в чём-то похожи — у юноши тоже ярко-зелёные глаза, а в волосах — золото и медь играют взапуски. Он мог бы быть сыном Деметры и её братом.

— Кора, богиня Весны, — представилась она, немного смущаясь столь пристального внимания.

Незнакомец был очень красив, настолько, что даже яркий Аполлон померк бы на его фоне. Но, на взгляд Персефоны, слишком утончённо-нежный. Ей нравились более мрачные и мужественные. Вернее, один.

— Встань, — сказала она и склонилась, чтобы помочь ему подняться. Коре было неловко, что этот юноша протирает колени перед ней.

— Разве я смею стоять в присутствии такой красоты?!

Но всё-таки поднялся.

Он оказался немногим выше её, не приходилось задирать голову, как с Аидом. Она видела глаза юноши и искренний восторг в них.

— Я Адонис, — проговорил он так важно, будто сделал ей подарок, — тебе, наверное, говорили обо мне.

О да, хотелось воскликнуть, уши прожужжали.

— Кое-что слышала, — ответила она нейтрально, — а ты обо мне?

— Слышал, что тебя похитил царь Подземного мира и вынудил быть его женой. Это ужасно.

— Это лучшее, что случилось со мной за всю жизнь. Для любой богини быть женой Владыки — честь.

— Но там же нет солнца, цветов. Я бы не смог.

— Аида и не интересуют юноши, за этим тебе на Олимп.

— Ты удивительная, — сказал Адонис, он стоял, опираясь спиной о дерево и крутил травинку в тонких пальцах, — и очень красивая. Даже лучше Афродиты.

Кора оглянулась: так и есть — из кустов прочь метнулась птаха. Наверное, соглядатай Киприды. Стало дурно — вот с кем она бы не хотела враждовать.

Кора спешно попрощалась с Адонисом, сославшись на важные дела, и убежала в свой домик, ещё в девичестве подаренный ей Деметрой и стоящий среди лугов и цветущих рощ. Плеснув водой на лицо, чтобы прийти в себя, села сочинять послание Афродите. Нужно всё объяснить — богиня любви не так уж и глупа, как о ней думают. Кора не претендует на её Адониса и за язык его не тянула — сравнивать их.