Гонсало неумолим.

Скакал ко мне, как будто обрадовался, что застал врасплох, но тут же задержал на мне тревожный взгляд. Мне показалось, он даже изумился, если козлы вообще умеют это делать, и совершенно ничего не объясняя, недоуменно пронесся мимо.

Теперь я смотрела вслед рогатому, который стремительно удалялся, подергивая хвостом, и не понимала, что с ним. Он вскоре скрылся за углом, а я наконец-то отмерла.

Очень странное животное. Очень.

Только сейчас я обратила внимание на топор в руках, и теперь стало ясно, что в Гонсало всего лишь сработало чувство самосохранения. А он смышленый. Хоть и с прибабахом.

Но я отбросила мысли о животном – были тут у меня дела поважнее. Вцепилась в ручку топора крепче, убрала пряди со лба и зашагала к цели.

Ну маньяк, держись.

Держались в итоге все. Маньяк за топор, а я за сердце. Потому что поблагодарив за принесенное орудие, этот «Мироша», леопардовые лосины ему в гардероб, стал рубить дрова вот прямо как в фильмах!

Он даже комплимент мне не сделал никакой, и я снова обиделась. Закусив губу, я с трудом отвела взгляд от капелек пота, которые уже катились по красивой, сильной спине, и стремительно зашагала к дому.

Ну и не надо со мной миловаться. Я может и сама не хочу.

Вот скоро мы к трактористу этому пойдем, он отвезет меня в соседний хутор, а там я напишу заявление о пропаже вещей и свяжусь с Кэт. Уеду отсюда и забуду как звали маньяка. Вот даже не вспомню.

Отчего-то всё равно сделалось грустно. То я просто по бабе Зине скучать буду, а вовсе не по нему.

Но украдкой в окно я всё же потом поглядывала на слаженные движения. На взмахи топора над поленом, на то, как напрягаются мышцы спины мужчины. Как играют они в моменты, когда топор опускается острым краем и рубит полено на две части, даже вскрики необычайно маньяку шли. Он иногда рукой вытирал пот со лба, и я почти уже попросила у бабы Зины валериану.

Надо бы ещё и капли для глаз, а то утомилась искоса смотреть в ту сторону, всё же неудобно выходят окна: нужно очень прислониться к стеклу, чтобы зрелище хорошо разглядеть. А в моменты, когда маньяк вдруг оборачивался, я резко переводила взгляд, ну будто бы не он мне вовсе интересен. Да мало ли почему я в окно любуюсь.

Считала, что голубоглазый ничего такого не заподозрил, но когда по велению бабы Зины, я отнесла ему большую железную кружку воду, он так просто спросил, усмехаясь:

– Ты что, следила за мной? – что я подняла брови в изумлении.

Такой наглости вот совсем не ожидала.

– Нет, Гонсало искала, – нашлась тут же и даже, обернувшись, позвала животное. На свою голову.

Козел выглянул из-за угла, а я растянула губы в улыбке:

– Вот он где!

– Он там всегда был, – подсказал маньяк.

Гонсало скрылся, а я снова вернулась к голубым бесстыжим глазам:

– Знаете что, вы дрова рубить пришли? Вот и рубите! А не следите, чем я там занимаюсь.

Вот так!

– Ладно, – пожал плечами. – И спасибо, вы меня спасли, – спокойно произнес вдруг он, взял из рук чашку, подмигнул, а потом принялся пить. И, брызги «Жанель номер пять» мне в глаза, оставшуюся воду он вылил прямо на себя, взъерошив при этом волосы.

Да он издевается!

Тут же забрала у него из рук кружку, цокнула, заподозрив, что он делает это всё специально, и развернувшись на пятке, оставила недоуменного и мокрого наедине с дровами. А ещё решила не оборачиваться. Ни за что.

Даже когда он позвал меня мягко:

– Ксения...

Вот за что он так со мной?

Но я всё равно молодец, не повернулась, не повелась на его уловку, хоть и замерла в ожидании.

– Вам необычайно идет такая прическа, – произнес он низким голосом, и у меня от его интонации пробежали мурашки по коже.