– Шинель на свалке подобрал? – поддели его.

– Какую уж дали. Да и вы здесь не в парадном ходите.

Измазанные в глине, продымленные бойцы восьмой роты словно вылезли из коптильни. Два дня назад горели баки с нефтью, и маслянистые черные клубы хорошо обдули траншею. В городе тоже не утихали пожары.

– Ничего, скоро сам такой будешь, – ободрили парня.

– Неужели весь город разрушили? – спросил другой новичок.

– Утром увидишь.

Немцы, как всегда, угадывали прибытие пополнения. Из темноты октябрьской ночи, завывая, посыпались мины. Ударили два пулемета. После одного из разрывов раздался сдавленный крик.

Тяжело раненный боец кое-как ворочался и хрипел. Когда сняли шинель и задрали гимнастерку, увидели, что грудь и живот пробиты осколками. Пока пытались наложить повязку, парень истек кровью. Прибывших удивило, что с мертвого сразу сняли ботинки, обмотки. Старшина осмотрел шинель, гимнастерку, сплошь издырявленные осколками и пропитанные кровью, махнул рукой:

– Хороните так. Шапку подберите.

– А где хоронят? – спросил кто-то из прибывших.

– Вон, под берегом. Понюхай лучше – угадаешь.

Другой новобранец разглядывал при свете ракет лужу крови, мелкие ошметки чего-то красного, клочки шинели, винтовку с расщепленным прикладом.

– Чего застыл? – спросил сержант. – Теперь здесь твоя ячейка. Соскреби кровь, выбрось за бруствер. Винтовку утром проверим, может, приклад починим.

Увидев, что боец мнется возле красного комка, сержант поднял оторванную кисть руки с двумя пальцами и швырнул далеко за бруствер.

– Привыкай, паря. И голову не высовывай.

Утром Ермаков едва встал. На ноге, между коленным суставом и бедром, напух огромный синяк. Пришла Зоя, осторожно помяла кожу вокруг, смазала зеленкой и достала пачку папирос. Курили, глядя на голубую, как летом, Волгу.

Стояло бабье лето. День был теплый, безветренный, вода отражала голубое небо. Где-то далеко, над поймой, носилось несколько истребителей. Изредка слышался стук пулеметов и авиационных пушек. Один из самолетов пошел резко вниз, раскручивая спираль. Огромная скорость падения ощущалась даже за несколько километров.

– Так крутит, что из кабины не вылезешь, – сказала Зоя. И добавила, когда раздался глухой взрыв: – Отлетался соколок.

– Может, это фриц?

– Может, но навряд ли. Сколько видела, больше наши падают.

Докурили папиросы, помолчали, затем Зоя сообщила:

– Тебя, Андрюха, на медаль представили.

– На такую же, как у тебя?

Санитарка невольно скосила глаз на медаль «За боевые заслуги», видневшуюся сквозь расстегнутую шинель.

– Угадал. Как вы ее называете, когда девок ею награждают? За половые услуги? Но я не только за услуги получила. Шестнадцать раненых с поля боя вынесла, когда бои за город начались. И осколок там же словила. Глянь.

Санитарка, не смущаясь, задрала юбку и показала еще не заживший шрам примерно на том же месте, куда угодила пуля Андрею. Он невольно отвел глаза, а Зоя рассмеялась.

Была она среднего роста, со скуластым лицом и вздернутым носом. Красивой назвать ее трудно, но что-то привлекательное есть. Не зря поспешно отвернулся Андрей от молочно-белых ног. Война, каждую минуту убить могут, а жизнь продолжается. И женщины по-прежнему возбуждают.

– Ермакова к командиру роты! – козырнул низкорослый боец, исполнявший обязанности посыльного.

– Не кричи, слышим.

Андрей поднялся. Зоя протянула ладонь.

– Помоги подняться, кавалер. Мне тоже идти надо.

Когда помогал санитарке встать, почувствовал, как ногти сжали его широкую ладонь сильнее, чем требовалось.

– Ну, удачи тебе, – откровенно улыбалась Зоя.