– Картошка готова, уже зажаривается. Бросить еще банку тушенки? Чего там одна жестянка на пятерых!

– Иди, Ермаков, – четко выговаривая слова, сказал ротный, а на санитарку почти закричал: – Одной банки хватит. Поняла или нет? Поняла?

– Да пошли вы все, – тихо пробурчала Зоя.

Ермаков вышел. Следом поднялся Палеха:

– Я тоже пойду, командир. Позиция у меня на отшибе: что там произойти может – один черт знает.

От стеснения хотел уйти молодняк Шабанов, но Орлов значительно произнес:

– Мы – один коллектив, одна рота. И ужинать вместе будем. А кому необходимо, пусть идет по своим делам.

Последние слова относились, конечно, к Палехе, которого едва не назначили ротным, но в последний момент вспомнили старые грехи и оставили командовать взводом.

Тушенка растворилась крошечными волокнами в большой закопченной сковороде. Старшина Трофим Исаевич Якобчук сразу смекнул ситуацию, достал из загашника бутылку разбавленного спирта и кусок сала-шпик в замасленной газете. Зоя, неприязненно относившаяся к старшине, бросила на самодельный стол два небольших кусочка масла и печенье – командирский паек.

– Ты чем недовольна, Зойка? – попытался обнять ее Орлов.

– Всем довольна. Особенно когда ты воду в ступе толочь начинаешь. Парень целый день в засаде мерз, двоих фрицев прибил, а ты тут умничаешь, начальника из себя строишь.

– Че-его? – вскинулся было ротный, но Зоя сразу осадила его.

– Ничего. Ночью объясню. Наливайте, что ли.

Женщин на правом берегу было совсем немного.

Да и те находились при штабах. Ротная санитарка – большая редкость. Кому охота каждый день под обстрелом находиться? Зоя без труда перевелась бы в полковую санчасть, но Орлов ей был небезразличен. Хотя за последние дни она находила в нем все новые неприятные черты: высокомерие, эту дурацкую самовлюбленность. Молодой, а уже командует ротой, недавно орденом наградили, в звании повысили. Вот и не опомнится никак от успехов.

После третьей стопки Орлов благодушно заметил, обращаясь к парторгу:

– Ты, Петр Данилыч, приготовь завтра представление на Ермакова. Хоть боец так себе, – ротный неопределенно повертел пальцами, – но хоть какие-то результаты дает.

– Что-то дает, – согласился Юткин. – На «Отвагу» представление подготовить?

– С него достаточно «Боевых заслуг». А то загордится.

Парторг и старшина согласно кивнули, а оголодавший за последние дни младший лейтенант Шабанов подтянул поближе ломоть хлеба и зачерпнул картошки.

– И сало бери, не стесняйся, – проявил заботу Орлов. – Здесь все свои. Исаич, наливай еще.

Спустя какое-то время закурили. Старшина поучал младшего лейтенанта:

– Ты Юрия Семеновича держись. Он в авторитете. Не сегодня завтра могут на батальон поставить. А своих людей он не забывает.

Старшина умолчал лишь о том, что «своих людей» у Орлова почти нет. Парторг Юткин смотрит ему в рот, боясь, что его снова пошлют в окопы. Старый вояка Палеха ротного всерьез не принимал и сдерживал себя лишь потому, что заботился о дисциплине в роте. Третьим взводом временно командовал сержант, который больше молчал и держался особняком.

Вот такая обстановка складывалась среди командирского состава восьмой роты. Но, несмотря на мелкие дрязги, Орлов людей держал, заботился о снабжении и не отсиживался в своем блиндаже.

Ночью поступило пополнение, пятнадцать человек. Распределили поровну, по всем трем взводам. В основном молодняк, лет по восемнадцать, и трое-четверо постарше, возрастом за тридцать. Принесли на горбу несколько ящиков патронов и гранат.

– Ну как тут у вас? – спросил светловолосый парень в затрепанной шинели, третьего срока носки.