Усы Секача приподнялись кверху – повернувшись ко мне, он улыбнулся. Его желтозубая улыбка напомнила мне гладкий череп ктулху на столе полковника Павленко. В нем тоже как раз между челюстями, сросшимися в результате мутаций, имелся шов, ближе к середине переходящий в овальное отверстие, забитое бело-желтыми кривыми окурками.

Однако к решительным действиям Секач не приступил. Потому что за его спиной раздался возбужденный голос Метлы:

– Гляньте-ка, Циклоп с охоты вернулся. Да не один, а с оленихой!

– С какой на хрен оленихой? – повернул голову Секач. И, присвистнув, докрутил вслед за головой остальную массу тела, разом забыв про меня.

Его реакция меня не удивила.

К костру шел боец, один глаз которого был прикрыт зеленой повязкой под цвет банданы и остальной стандартной униформы группировки «Воля». К его губам прилепился белый бумажный цилиндр, смятый в нескольких местах, на конце которого тлел крохотный огонек. Одной рукой боец придерживал ремень «калашникова», висящего на плече. В другой у него была цепь, соединяющая пару стальных «браслетов» – большую и маленькую. Большие наручники сжимали тонкие запястья, маленькие соединяли большие пальцы, слегка припухшие от притока крови.

Пальцы с запястьями принадлежали грязному существу, непохожему ни на кого, виденного мною ранее. Грязная грива, полностью скрывшая лицо, рваная одежда, едва прикрывающая тело… Однако когда существо тряхнуло той гривой и из-за нее сверкнули ненавистью неестественно большие глаза цвета артефакта, увиденного мной во сне, я понял, ради кого секунду назад был готов сцепиться с командиром звена Охотников.

Слово, выжившее по эту сторону ментального блока, совпало со зрительным образом.

Это была Женщина.

Вернее, молодая особь. Кажется, на этой стадии развития Женщина называлась Девушкой. Или это понятие связано с какими-то особенностями совокупления?..

Тут я окончательно запутался в терминах – видимо, это мой поврежденный мозг попытался переварить поступившую информацию и несколько перегрузился эмоциями. Потому я не сразу осознал то, что говорили сталкеры у костра.

– Ты, Циклоп, по ходу последние мозги прокурил, – тихо проговорил Кожа. – Ты хоть понимаешь, кого привел?

– Бабу, – сказал Циклоп. – А что?

– Ни хрена хорошего, – сказал Кожа. – И как тебя на КПП Мохнатый пропустил?

– Завороженно, – растянул губы в неестественной улыбке одноглазый сталкер, отчего белый цилиндр отлепился от его губы и упал в лужу.

– Блииин… Из-за того, что у вас с Мохнатым вместо головы головка думает, теперь у нас у всех геморрой будет. Размером с левое яйцо головорука.

– Но это будет потом, – веско произнес Секач. – А сейчас не ной, Кожа, дело сделано. Так что перед тем, как хавать жалом пули, хоть потрахаемся вволю.

Он сделал два шага вперед и деловито пощупал Девушку за молочную железу, выпирающую из-под обрывков одежды.

– Сам-то хоть попробовал, Циклоп? – хмыкнул Секач. – Ничего коза, сочная.

– Не, не получилось, – протянул одноглазый Охотник. – Лягалась и царапалась как снарк, пришлось пристукнуть слегка и в браслеты запаковать.

– А на фига сразу в два?

– На пальцы для боли, на кисти для надежности.

– Ну да, ты у нас известный садюга, – вновь хмыкнул Секач. Была у него такая паскудная привычка – и по поводу и без такового издавать звук, будто болотный пузырь лопнул. – А когда упаковал, чего не попробовал? По яйцам, что ль, зарядила?

По лицу Циклопа катнулись желваки, после чего оно пошло красными пятнами.

– Понятно, зарядила, – кивнул Секач. – И поделом. Не фиг телок поперед батьки трахать. Так что сегодня ты последний в очереди…