В ответе на вопросы о трудностях общения после сибирского маленького городка-поселения и армии в Москве со сверстниками-однокурсниками, выпускниками престижных гимназий, Шаман рассказал о нескольких странно неловких ситуациях в гостях у однокурсниц: сначала на вопрос «Что будете (например, кофе или чай)?» Петр несколько раз ответил: «А то же, что и Вы». В Киренске, в отцовской семье такого вопроса никогда не было, ели то, что на столе. В армии тоже, что полевая кухня привезла, то и ели.

Потом понял, что это новая часть самостоятельности – небольшое размышление и самоопределение при наличии выбора.

Впрочем, обычно все списывалось на молчаливость Петра и остающиеся после ранения переживания[17] (сейчас это описывается как ПТСР – посттравматическое стрессовое расстройство. – В.С.). Однокурсники и даже их родители с большим пиететом относились к факту пребывания Петра на фронте и ранения.

Летом 1918 года, фактически уже перейдя на четвертый курс юридического факультета МГУ, Петр, будучи представителем студентов-юристов, проголосовал на одной из конференций «за» резолюцию против ратификации Брестского мира[19]. В событиях 6 июля (мятеж) он не участвовал и узнал о них (убийство посла Германии Мирбаха, вооруженные столкновения в Москве и в Питере, аресты и пр.), лишь вернувшись в конце августа в Москву (летом гостил у родителей невесты).

Список голосовавших как-то попал в ВЧК, и в конце сентября Петр был арестован прямо на лекциях и доставлен на Лубянку (для допросов и уточнений).

В камере долго говорил с ехавшим из Питера в Улан-Удэ тибетским ламой, много узнал о тибетском буддизме. Тот тоже с огромным интересом слушал о таежной жизни в Якутии, назвав жизнь в тайге почти идеальной для развития и продвижения. Но с условием, если человек имеет образование и тягу к развитию. Впрочем, ламу на четвертый день выпустили (не до таких было), Петр же получил дополнительную опору в круговерти жизни – возможность приехать в буддистский монастырь и пожить там.

Узнав о расстреле верхушки партии левых эсеров, бежал (ему, фронтовику с опытом, это было нетрудно из-за расхлябанности конвоя и тогда еще двойственного отношения солдат к арестованным). Успел заскочить на свою съемную комнату-квартиру, сжег в печке большинство документов и метнулся на Ярославский (как он тогда назывался?) вокзал. Сел в поезд на Владивосток, но, узнав уже в поезде о мятеже во Владивостоке, сошел в Иркутске. Офицерские документы (в том числе и о награждении Георгиевским, и о ранении) уничтожил и начал новую жизнь в Иркутске, имея документы неокончившего студента МГУ. Никто его в Иркутске не искал и не ловил – Гражданская война разбушевалась всерьез.

Невесте и первой в жизни женщине он передал через друга-студента краткое письмо, опасаясь за нее: «Я арестован по политической статье против власти. Прости. Прощай». Неизвестно, дошло ли? Больше о невесте Шаман отказался рассказывать.

Осень 1918 года, зиму и весну 1919 года Петр работал в конторе по организации Иркутского Университета[20]. Старался в политику не вмешиваться. С падением Временного Сибирского правительства контора была временно распущена, и в 1920 году Петр устроился в один из отрядов РККА (рабоче-крестьянская Красная армия), охранять эшелоны и поезда КВЖД от нападений хунхузов (китайские разбойники-бандиты).