А потом вдруг слышу неожиданно щелчок, и дверь распахивается. На пороге стоит Егор. Кожаная куртка расстёгнута, она испачкана и чуть порвана возле локтя на правой руке. Волосы взъерошены, на скуле небольшой порез. Глаза горят, грудь вздымается, будто перед этим он долго бежал и не останавливался. 

Я тоже подскакиваю с кровати и делаю шаг навстречу. Замираю, глядя в глаза. 

Живой. И, вроде бы, невредимый. 

Боковым зрением замечаю, как девчонки тихо поднимаются и выходят, протиснувшись мимо Вертинского. А он входит в комнату и захлопывает за собой дверь. 

Я так волновалась! Казалось, что вот-вот с ума сойду. И так рада видеть его! Но этот взгляд пугает. Особенно, когда делает шаг ко мне, а потом ещё один, и ещё. Отступаю под натиском, пока не упираюсь спиной в шкаф. Вертинский нависает, придавливая взглядом, лишает воздуха и пространства, ограничивая руками по бокам и упираясь ими в шкаф. 

От него исходит жар, не дающий дышать, опаляет, парализует. 

- У тебя есть пять секунд, чтобы убраться восвояси, Конфета, - голос хрипит и давит опасностью. - Иначе я за себя не отвечаю. 

Опускает одну руку, но остаётся на месте. Выпускает. Но я не двигаюсь. 

- Останешься - жалеть не буду. Всё будет по-взрослому. Никаких поблажек, Юля. И никакой больше дружбы.

Тело горит, пальцы немеют. Жгучая волна от его слов пробегает по телу. 

Неужели всё это сидело в нас? Было в анабиозе, словно без кислорода? А после той ночи вдруг ожило, с оглушительным треском расправив крылья.

 

- Считаю до трёх. Потом ловушка захлопнется.

Закусываю губы, пытаясь унять сердцебиение. В его глазах столько тьмы и опасности, столько всего незнакомого и дикого. Я совершенно не знаю эти глаза. Знаю тёплые, со смешинками, знаю сердитые или заносчивые. Такие родные. Но не эти, наполненные огнём и желанием. Они пугают меня и… манят, предлагая рискнуть. 

- Раз…

- Три, - выдыхаю негромко и подаюсь вперёд, зажмурившись.  

Я не знаю, что будет дальше, не знаю, как мы справимся и сможем ли. Но сейчас наши губы сталкиваются, и любые рамки перестают существовать.

13. 13

Он не просто целует меня, он подчиняет себе мой рот. Сдавливает щёки пальцами и глубоко атакует языком.

- Не боишься, Конфета? - притискивает всем телом к шкафу, давая ощутить свою эрекцию. - Я тебя до утра не выпущу, и спать мы не будем. Будет всё совсем по-другому, чем в прошлый раз.

Намеренно пугает? На слабо берёт или всё ещё даёт право выбора?

- Боюсь, - отвечаю честно, но голос подводит и получается жалкий шёпот.

- Правильно делаешь.

И снова целует. Терзает, завладевая моим ртом и вызывая тем самым острый жар внизу живота.

Он сейчас накачан адреналином, возбуждён и опасен. Но я с удивлением понимаю, что это вызывает мощный отклик во мне. Словно заражение.

Это Егор, но совсем не тот, которого я знала столько лет. Никогда не видела эту его сторону, не подозревала о её существовании. Точнее просто не думала о ней.

Вертинский тянет вверх мой свитер и жадно проходится взглядом по телу. Я сталкиваю с него куртку и сдёргиваю футболку. Безумие. Сумасшествие кипит в крови.

Егор подхватывает меня под задницу, и я оплетаю ногами его талию. Прижимаю ладони к груди, впитывая жар его кожи.

- Я сделаю это с тобой сегодня столько раз, Юля, что ты на ноги встать не сможешь, - говорит без улыбки.

- Сделай уже, а то только пугаешь, - огрызаюсь, но тут же понимаю, что за свои слова придётся отвечать.

Вертинский усаживает меня на стол и толкает назад, вынуждая опереться на локти. Надеюсь общажный стол у парней покрепче, чем в нашей с девочками комнате. Стаскивает мои джинсы и отбрасывает в сторону. Наваливается и снова целует. Жадно, пылко, оставляя горящие следы на губах и коже. Стаскивает лямки бюстгальтера и оголяет грудь. И делает с ней языком крышесносные вещи. Сжимает в ладонях, терзает соски, прикусывает кожу.