Я неосознанно касаюсь пальцами того места, где ещё совсем недавно была грубо зашитая мною рана. Теперь там девственно-гладкая кожа, нетронутая рубцом или шрамом. Ничего, что могло бы напомнить о том, кто эту рану мне нанёс. И то, что было позднее.

Из-за этого кажется, что всё произошедшее со мной было во сне. И я проснусь, вновь осознавая, что лежу в каморке у самой крыши храма — той, что мне отвели, когда перевели к Лезвиям.

Но Люция вдруг заставляет меня встать и перешагнуть через бортик купели, чем возвращает в чувство и даёт понять: всё, что сейчас происходит — реально.

Женщина заматывает меня в полотенце и в этот момент раздаётся стук в дверь. Смерив меня взглядом, предупреждающим никуда не уходить, Люция скрывается за дверью, а после появляется, держа в руках мой вещевой мешок и сапоги.

— Я не буду рыться в ваших вещах. Просто скажите мне, есть ли что-то в мешке для стирки.

— Нет, ничего нету, — мотаю я головой и тянусь рукой к мешку. Люция отдаёт его мне, а сапоги ставит рядом с купелью явно для того, чтобы их очистить от лесной грязи.

— Пойдёмте, вам надо отдохнуть перед завтраком. До пробуждения Агона осталось всего ничего.

В Саяре в дань Пяти, рассвет, утро, день, вечер и закат называют именами богов, как бы признавая их силу в этот временной промежуток.

В храме Пяти мы всегда молились в момент, когда солнечные лучи окрашивали небосклон, и не важно — спали ли мы в ту ночь, или нет. Поэтому для меня не впервой подниматься рано, однако усталость от событий этой ночи делает своё, и я не сопротивляюсь, когда Люция сажает меня на стул. А после принимается расчёсывать мои мокрые волосы и помогает мне надеть ночную сорочку.

Я откладываю вещевой мешок на пол возле кровати, забираюсь на мягкую перину и засыпаю, стоит моей голове коснуться подушки.

И мне уже всё равно, что я намочу наволочки своими невысохшими волосами.

Я засыпаю, проваливаясь в целительное небытие.

Будет новый день и будут решения, о которых я подумаю завтра. А пока над моей головой есть крыша, а под щекой — подушка, меня больше ничего не волнует.

Я просыпаюсь от того, что кто-то сдёргивает с меня покрывало — моя кожа тут же покрывается мурашками от утренней прохлады в спальне. Мои руки пытаются нашарить одеяло, но его нигде нет, а через пару мгновений под моей головой исчезает и подушка.

— Доброе утро, Лайла. Вставайте, завтрак ждёт. У меня всего час, чтобы привести вас в порядок до отъезда.

С моих губ слетает стон, больше похожий на хныканье, но Люцию так просто явно не разжалобить.

— Вставайте, я и так позволила вам поспать на час дольше.

Мне приходится разлепить глаза и сесть на кровати, всё ещё не до конца отойдя от спокойного сна. Так хорошо я не спала уже три года, и это для меня сродни лучшему подарку небес.

Я тру глаза, смахивая с них остаток сна, и принимаюсь наблюдать за тем, как Люция раскладывает на кровати одежду, которую мне предстоит надеть — среди нее я замечаю и мои старые штаны. Последнее, что женщина выносит — это мои чистые сапоги, стоявшие до этого в ванной.

Я поднимаюсь и иду к столику, за которым меня уже ждёт лёгкий завтрак.

Из горлышка маленького фарфорового чайничка выходит пар. Люция, с извечно-строгим выражением лица оказывается рядом и наливает мне чашку горячего чая. От аппетитного запаха выпечки мой живот тут же скручивает спазм — я не ела уже несколько суток.

Люция молча берёт маленькую элегантную ложечку и бьёт по сваренному яйцу, стоящему на кованой подставочке. После молча начинает счищать скорлупу, не забывая всунуть мне в руку ложку.