Она ведь не натянутая. Я бы почувствовал, будь это очередное подавление, оно у неё всегда ощутимое. Но теперь…

Теперь меня для неё словно и вправду нет. Я больше не бешу, не пугаю, не вызываю даже презрения — Марина отстраняется настолько, что, наверное, уже даже усилий над собой не делает. Решила, что я не стою её эмоций.

Что ж, справедливо.

И наплевать, что меня это не устраивает. Меня вообще много чего сейчас не устраивает, но пока я без понятия, что с этим всем делать. И так постоянно в уме варианты перебираю.

— Чтобы было удобнее заняться шеей, я сниму футболку, — так же ровно сообщаю. И рад бы обойтись без лишней обработки, вот только там довольно глубокая рана, судя по ощущениям. Да и по увиденному мельком в зеркале, когда за аптечкой ходил.

Марина особенно постаралась над шеей. Вряд ли специально, конечно. Сомневаюсь, что девочка вообще знает, что при промахе на каких-то парочку сантиметров могла бы и жизни меня лишить.

— Хорошо, — даже сейчас Марина не выдаёт каких-либо эмоций, хотя заминка была.

И мне как будто и этой мелочи хватает. Даже такое отмечаю в уме.

Быстро стаскиваю с себя футболку. Прекрасно знаю, что моё тело многие женщины назвали бы эталонным для мужчины, а также догадываюсь, что невинная Марина едва ли видела чьи-то голые торсы, не говоря уж о большем. Но всё же отгоняю от себя дурацкое желание заставить её смутиться.

Пресс похитителя — последнее, о чём вообще может думать пленница. Уверен, она даже не смотрит, а если и да, то невидящим взглядом. Едва ли вообще воспринимает меня мужчиной, несмотря на то, что было несколько минут назад в этой же комнате…

Смотрю в её лицо, чтобы получить подтверждение худшим догадкам — Марина не воспринимает меня никак. Не более чем пустым местом.

Не получается поймать её взгляд своим — она смотрит куда-то мне в шею. Приценивается. Бесстрастно размышляет, как будет лучше действовать.

А я вспоминаю, с каким сожалением и участием Марина смотрела на эти раны ещё совсем недавно, когда лежала тут подо мной в одном полотенце… Столько всего было в её распахнутых глазах.

— Мне будет удобнее, если ты ляжешь мне на колени, — неожиданно решительно заявляет она, потянувшись к аптечке.

Взвешиваю её слова, размышляя, есть ли тут подвох. Слишком уж невозмутимое предложение — не задумала ли что-то Марина?

Было бы глупо, конечно, но учитывая её недавнюю выходку... В аптечке есть вещи похлеще лезвия бритвы. А сейчас так вообще непонятно, чего ждать.

Тем не менее, я всё равно ложусь к девчонке на колени. Мне можно — с реакцией, если что, полный порядок. И даже близость по-всякому на меня действующей Марины этого не отменяет. Уже была возможность убедиться — разум меня не покидает в любых ситуациях. Включая и самые выбивающие.

Как, например, эта, когда меня мгновенно обволакивает нежностью и теплом девочки. Её колени совсем хрупкие, даже ложусь осторожно. А ещё ноги у неё обнажены. И рубашка, насколько я понимаю, на голое тело надета. Ведь не припомню, чтобы тут было сменное бельё для неё.

Я настолько загружен был, что и не заметил, как на ней моя рубашка сидит. Особенно меня интересует, просвечивают ли сквозь её соски, или нет. Она Марине, конечно, велика, но даже так может быть заметно.

Поднимаю взгляд, чтобы убедиться, но вместо этого сталкиваюсь с её. Девочка быстро отводит свой, но я успеваю заметить, что каменную маску она скорее усиленно на себя натягивает, чем превратилась в неё.

Оттого ещё более отчаянно хочется добиться от неё хоть слова. Завязать диалог, увидеть эмоции — любые, главное, чтобы ко мне.