Вчера, услышав о «Черной кошке» в Харькове, Глеб пришел в ярость: «Не позволю этой сволоте орудовать в нашем городе!», но хорошо знавший начальника Коля слышал в его тоне и нотки ликования. Кто ж не хочет, чтоб под его чутким руководством отделение накрыло самую опасную банду Советского Союза? За несколько часов, прошедших после убийства Гроха, Глеб лег костьми, обзвонил всех, кого можно и нельзя, дернул ниточки, к которым с войны, уважая субординацию, не прикасался… В итоге все-таки добился, чтобы его ребят, между прочим, оказавшихся на месте убийства первыми, не только не отстранили от дела, но и на равных правах допустили к расследованию – несмотря на все политические подоплеки дела, связанные с тем, что погибший был иностранцем.

Конечно, сообщение Горленко о том, что «Кошка» ни при чем, станет ударом для тщеславного Глеба. Но что поделаешь? Работа есть работа.

– Во-первых, я проверил сам рисунок – на метку московских палачей он не похож, – начал Коля. – Каракуля и близко не такая, как в секретке из Москвы. Еще и подпись! Метка настоящей «Черной кошки» текстами обычно не сопровождается.

– Допустим, это был другой художник, – не уступал Глеб. – И, кстати, ты, может, уже не помнишь, но еще два года назад при ограблении квартиры одной высокопоставленной особы в Москве налетчики не только нарисовали метку, но и подписали: «Черная кошка из Харькова!». Именно так, как подписали сейчас на нашем месте преступления. Да, в 48-м было время, когда «кошачьи» банды работали без убийств. Но с чего мы взяли, что нынешние твари – это не одна из прежних банд, переступившая теперь черту? Поверь, дружище, моя бдительность – это не просто так. У нас тут, может, филиал «Кошки», или не знаю…

– А я знаю, – беспощадно продолжил Горленко. – Конкретно в деле Гроха преступники – обычные простофили-неудачники. К деньгам из кассы не притронулись – в то время как настоящая «Кошка» выгребает все подчистую. Никаких насмешек в наш адрес, а во время последних налетов «Кошка», вспомни, выдавала себя за сотрудников МГБ. «Наши» действовали без жестокости, а ведь «Кошка» нынче не усыпляет, а убивает.

– Ну почему же, – парировал начальник. – В последний раз они убили двоих, а в магазине было двадцать человек. – Глеб вдруг взял с тумбочки фуражку и приложил к груди – он иногда бывал сентиментальным. – Директор, бывший фронтовик, мужественный человек, кинулся в рукопашную, ну а в ответ пуля… Но жальче всех студенточку. Зашла, на свою голову, в промтовары. Шальная пуля никого не щадит…

– Свидетелей оставили, – согласился Коля, вспоминая. – Но согнали их, как скот, в подсобку. Открой глаза! У «Кошки» другой почерк! У нас просто обчистили карманы и стырили портфель у иностранцев и хотели убежать. Ты же читал вчера отчет от медиков. Как я понял, убитый всю жизнь принимал таблетки успокаивающего действия из-за какого-то наследственного подвоха в организме. Поэтому к снотворному, которое применяли, оказался более стоек, чем остальные. Вот и очухался на свою беду раньше времени. Причина смерти – разбитая об угол стола голова. Была драка. Даже огнестрел в деле не фигурирует! Никакая это не «Кошка».

– Да мало ли, – не сдавался начальник. – Грох, говорят, не доверял советским гостиницам и все ценное всегда носил с собой… Там достаточно большая сумма была в карманах. С такой добычей в кассу можно было и не лезть.

На такую глупость Коля даже не стал отвечать, а вернулся к аргументам по прошлым пунктам.

– И, кстати, харьковский след 48-го года я тоже изучил – опять же: кот не тот. Да, надпись совпадает, но сразу видно, что почерк другой, и рисунок совершенно не такой.