– А теперь парад мод, – крикнул ведущий со сцены. Грянула музыка, от которой в голове у Лаврова, кажется, что-то лопнуло. Боль пульсировала в темечке, лишая последней возможности соображать. – Модель номер один, коллекция «Лондонский шик».

На сцену выплыла необъятных размеров красавица, в чем-то полосатом, почему-то ассоциировавшемся у нее с Лондоном. На вкус Лаврова, давешняя блондинка, с которой он планировал договориться о поездке в детский парк, соответствовала представлениям о лондонском тумане гораздо больше. Но на вкус и цвет, как говорится… В карнавальном костюме выскочила вторая толстушка, про которую сказали, что она из огненного Рио.

– Нет, это не Рио-де-Жанейро, – пробормотал Лавров и оглянулся посмотреть, не пришла ли Гришина мама, но ее все еще не было. Откуда-то Лавров ее знал. У него было чувство, что они встречались в той, прошлой его жизни, когда он еще не вылетел на обочину, а был вполне себе нормальным ментом. Причем воспоминание не было связано с Верой, хоть блондинка и показала, что знает его именно как Вериного мужа. Нет, в их общей прошлой истории он был «сам по себе мальчик, свой собственный». И почему-то вспомнить, при каких именно обстоятельствах они встречались, казалось ему очень важно.

Не обращая внимания на «Парижское утро» красотки номер три и «Ласточкино гнездо» толстушки номер четыре, он решительно подошел к разговаривающим мальчикам.

– Гриша, а как твоя фамилия? – спросил он.

– Ветлицкий, – чуть удивленно ответил мальчишка, и тут Лавров вспомнил. Блондинку звали Лилия Ветлицкая, и она была следователем прокуратуры. Сам Лавров с ней никогда не работал, но с Ванькой Буниным она дела вела, и тот отзывался о ней вполне благосклонно, хотя вообще-то баб-следователей не признавал.

– Точно, – с облегчением выдохнул Лавров. – Конечно, Ветлицкий. И твоя мама в прокуратуре работает, да?

– Раньше в прокуратуре, а теперь в следственном комитете, – степенно сообщил Гриша, и Лавров усмехнулся про себя.

Разумеется, в следственном комитете. Следствие вывели из состава прокуратуры. Просто за те годы, что он провел на обочине жизни, Лавров про это успел забыть.

– Модель номер шесть, – надрывался ведущий на сцене, – «Серенада солнечной долины».

Лавров подумал, что пропустил буйство фантазии модели номер пять. И это была, пожалуй, последняя легкая мысль, посетившая его голову за сегодняшней день.

– Модель номер шесть «Серенада солнечной долины», – повторил ведущий более настойчивым голосом. – Ольга Разумовская, пройдите, пожалуйста, на сцену.

За кулисами зашевелились, зашушукались, засуетились в поисках пропавшей конкурсантки. За дверью, выходящей на лестницу, послышался чей-то топот, а затем нечеловеческий визг. Мальчишки, возле которых все еще стоял Лавров, переглянулись. Степка снова собрался заплакать, а Гриша, побледнел и начал озираться в поисках мамы.

– Степа, Гриша и ты, мальчик, – он не знал, как зовут худенького паренька, недавно заявившего, что он из детдома, – сидите здесь и никуда не ходите, понятно?

– Хорошо, мы никуда не пойдем, – послушно сказал Гриша. – Вы не думайте, мы понимаем. Меня мама так учила.

– Молодец мама, – сообщил Лавров и выскочил за дверь, за которой стоял нечеловеческий вой. Краем глаза он видел, что туда пробирается и его мама.

На лестничной площадке лежала массивная фигура в ярко-желтой юбке, оранжевой майке в каких-то концентрических кругах. Видимо, именно так, по замыслу создателя, должна была выглядеть «Серенада солнечной долины». Было понятно, что пышнотелая красавица уже никому и никогда не даст интервью, о котором так мечтала. Из левого подреберья у нее торчала ручка обычного офисного ножа для разрезания бумаги, и вокруг него уже расплывалось ярко-алое пятно.