Отвернувшись, он бросил взгляд на дальний угол, где мать что-то объясняла какому-то всклокоченному мужику. Кажется, это был режиссер того идиотского действа, которое разворачивалось на сцене. Мероприятие шло своим чередом. Завершился конкурс приветствий, и теперь конкурсантки по очереди показывали домашнее задание – что-то типа танцевального номера. На сцене танго сменялось ча-ча-ча, а затем вальсом.

Смотреть на танцующих провинциальных толстушек было скучно. Степка был занят, и поэтому Лавров стал наблюдать за скандалом, разгоравшимся в правой кулисе, недалеко от того места, где он стоял.

Одна из финалисток, с номером шесть на запястье, еще тяжело дыша от только что исполненной зажигательной румбы, нависла над журналистом местного телеканала, высоким, худым пареньком с большими ушами.

– Я у вас вчера же интервью брал, – с отчаянием в голосе говорил он. – Вас же по телевизору в новостях показали. Что вы еще хотите?

– Конечно, показали. Десять секунд всего. Я тебе вон как долго все рассказывала. А что в эфир пошло?

– И не десять секунд вовсе, а двадцать. Это максимально длинный синхрон, который можно ставить в сюжет. Вы ж не Президент, чтобы вас дольше показывать.

– Вот и сегодня возьми у меня интервью, – наседала пышная девица лет двадцати пяти.

Выглядела она впечатляюще – перетянутая широким поясом талия, мощные бедра и выдающаяся грудь. Лавров, которому всегда нравились изящные женщины, искренне не понимал, что красивого может быть в такой фигуре.

– Я ж тебе говорю, я своей внешностью горжусь и худеть не собираюсь. Красота она такая, как ее рисовал этот, как его, Рубенс. Я же женщина, а не доска для серфинга. Настоящая русская красота – в пышных формах. Эту мысль нужно до всех зрителей донести.

– Красота она разная, – посмел возразить худосочный журналист. – Кому-то нравятся полные, кому-то худые. Все имеют право выглядеть так, как хотят.

– А я говорю, снимай меня. – Девица почти уперлась в его хилый торс своей роскошной грудью. – Мой вес – это моя философия, понял? И я хочу рассказать об этом миру.

– Так вы вчера рассказали. – В голосе парня уже звучало отчаяние. – Сегодня я кого-нибудь другого запишу.

– Да они три слова связать не могут. А я ж тебе говорю, у меня философия. – Внезапно она сменила тон с надменного на просительный: – Ну, пожалуйста, что тебе стоит, а?

– Ну, хорошо-хорошо, я вас запишу и других запишу, а потом начальство мое выберет, кого в сюжет поставить, – сдался парень скорее всего, чтобы от нее отделаться. – Сейчас мой оператор вернется, он из зала танцевальные номера снимает, и я вас найду. Договорились?

– Я сама тебя найду, – вполне удовлетворенная результатом своих усилий, заявила девица. – И не вздумай исчезнуть, понял?

Журналист обреченно вздохнул. Лаврову стало смешно. От стоящего вокруг гвалта, громкой музыки, приторной смеси ароматов духов и цветов у него начала болеть голова. Может быть, плюнуть на все и съездить со Степкой в парк аттракционов? Он слышал, как приятная блондинка, мать мальчика Гриши, которая, оказывается, была знакома с Верой и стала нечаянной причиной Степкиных слез, что-то говорила мальчишкам про то, что они совсем скоро поедут в парк. Может, махнуть вместе с ними? Степка, кажется, нашел с этими мальчиками общий язык, и, пока он занят, Лаврову будет не так скучно ждать, когда освободится мама.

Он завертел головой в поисках блондинки, чтобы договориться. Но она куда-то исчезла. Мальчишки – толстенький и худенький – были на месте, а женщины нигде не было.

«Ладно, детей она тут не бросит, так что разберемся», – мрачно подумал Лавров, будучи крайне недовольным собой. Его страх перед собственным сыном выжигал его изнутри.