– Папа, почему ты мне не помог? Папа, почему? Где ты был? – сказала голова на руках демона.

Я пытаюсь ему что-то сказать, но даже если бы у меня был голос, я бы не смог…

Асмодей положил голову у моих ног.

– Смирись с болью. Стань с ней одним целым. Оставим вас наедине, – сказал он, в его голосе были нотки победы.

Картинка в зале пропала, остался лишь я и голова моего сына, подсвеченная в абсолютной тьме. Лишь я и мой нескончаемый страх, моя боль, мое страдание, моя ошибка, моя злость, мой крест…

Я был готов избавиться от всех чувств, что рвали меня изнутри, я был готов к очищению, но что-то все равно сдерживало меня, что-то не давало мне отпустить. Это что-то – это мое глупое «я», которое держало меня за руку и кричало: «Борись с этим, ничего не кончено, мы успеем отомстить до того, прежде чем ты станешь таким же, как твой брат. Борись, ибо если ты сдашься, ты предашь сына, предашь себя». Я знал, что это ложь, но даже с этим знанием я хотел ей верить.

Смириться с этим чувством, с болью и с гневом, казалось бы, невозможно. Но боль, которую причиняет демон, словно пытается вытеснить ту, что копошится в моей голове, обе боли сливаются в единое и пытаются выбраться наружу, покинуть меня навсегда. Страдание и есть очищение? Но я изо всех сил сопротивляюсь, цепляюсь за свою боль…

Моему младшему брату Деймосу исполнилось девять. С этого возраста он начал стремительно меняться, он становился агрессивным и замкнутым, кажется, что такого сочетания быть не может, но как раз агрессию на мир порождает замкнутость, не страх перед ним, не неизвестность, а гнев, который копится внутри. Гнев от того, что действительность никогда не совпадает с нашими грезами. Я пытался находить к нему подход, но все тщетно – непроницаемая стена. Он был умнее своих лет и не мог найти общих тем со сверстниками. Мир, что его окружает, не устраивал его, но Деймос тянулся в него. Он хотел быть частью мира, хоть был и разочарован в нем. Брат редко с кем чем-либо делился и варился в своем котле, копил злость внутри себя, которую периодически выплескивал на тех, кто оказался рядом. Лучше бы он выплескивал ее полностью, как все эти школьные хулиганы, которые начинали борьбу с миром и с собой раньше всех. Они не умнее других, нет, наоборот, они как животные, за счет какого-то внутреннего инстинкта выплескивали злость, отпускали ее, такой механизм защиты разума. Но когда ты уже в раннем возрасте задумываешься о мире и о своем месте в нем, об обществе в целом, никакой инстинкт тебе уже не поможет, твое «я» проснулось и полностью взяло над тобой контроль. Деймос не освобождался от гнева, он возвел вокруг него стену и лишь периодически сбрасывал давление, чтобы эту стену не снесло, так он растил своего внутреннего демона.

Но бывали дни, когда брат сиял. Они были настолько редкими, что запоминались надолго.

– Говард, пошли в мастерскую, – прошептал Деймос, подойдя ко мне на нашем заднем дворе.

Отец занимался реставрацией деревянных изделий, но и сам любил делать различные штуковины, поэтому во дворе у нас стоял сарай, внутри которого была уютная мастерская. Там мы проводили много времени, наблюдая, как отец выстрагивает нам какую-нибудь фигурку.

– Что мы будем там делать? – поинтересовался я, пока мы шли в мастерскую.

– У меня классная идея: сделаем друг другу талисманы, – с улыбкой Деймос открыл дверь.

– Талисманы?

Сегодня у него явно было хорошее настроение, что не могло не радовать.

– Они будут приносить нам удачу, – радостно произнес Деймос, его глаза блестели.