Полиция приехала на удивление быстро.

- Марина Сергеевна, у вашей сестры или ее мужа были враги?

- Я не знаю, - Марина нервно затянулась, стряхнула пепел и прислушалась, не проснулся ли Сашка. Нет, умаявшийся малыш спал как уби… Просто спал.

- Им кто-нибудь угрожал, может у Павла Афанасьевича были неприятности?

- Я не знаю.

- Хорошо, расскажите мне о распорядке в семье.

- Я не знаю, какой у них был распорядок, мы два года не общались.

- Марина Сергеевна, я не вполне понимаю, - следователь был молод и раздражен, - Вы два года не общались с сестрой и ее мужем, и вдруг именно сегодня бросили работу, примчались… Тоже не знаете, почему?

- Не знаю, - мрачно буркнула Марина, с неприязнью глядя на следователя. Не про сон же тебе, недоверчивому, рассказывать, а придумывать что-то нет ни сил, ни желания.

- По крайней мере, объясните, почему вы решились ворваться к соседке, разбили стекло. Это вы хотя бы знаете?

- Знаю. Я сидела на площадке, ждала, а малыш все ревел. Не плакал даже, хрипел. Я услышала, подумала: ненормально, ребенок плачет, а Аленка к нему не подходит. Вот и рванула.

- Побойтесь бога, - следователь смотрел на нее со все большим раздражением, - Как вы могли услышать плач? Здесь бронированная дверь, двойная изоляция, ни единого звука не слышно.

- Я слышала, - упрямо повторила Марина, - Сашка плакал.

- Мальчика зовут Сашей?

- Нет, его зовут Кассий-Аристарх-Мария-Гонзалес, а Сашкой я его называю, чтобы ввести в заблуждение следствие, - Марина судорожно, истерически хохотнула, поднялась и вышла из кухни.

- Марина Сергеевна…

- Оставьте ее, Максим Григорьевич, толку сейчас не будет. Потом повесткой вызовете.

- Да врет она, не могла сквозь дверь слышать!

- Вы в нашем деле человек новый, - лысоватый эксперт глянул на взъерошенного следователя поверх круглых очков, - Слышала-не слышала, всяко бывает, навидаетесь еще. Одно могу сказать, если бы деваху не принесло, засуетились бы в лучшем случае дня через три. А пацану всего полтора годика, один, без воды и еды.

Марина тихонько скользнула в спальню, огляделась, настороженно зыркая на спящего Сашку. Вытащила из шкафа Аленкин теплый свитер, просунула головенку малыша в ворот, подвернула край, укутала. Взяла Сашку на руки. Пошла к входной двери, потом остановилась. Нет, она не может просто так уйти, это трусливо и подло.

На всякий случай прикрыв Сашкино личико плечом, она вернулась к центральной комнате. Встала в дверях, поверх головы работающего эксперта глядя на золотистые волосы Аленки, раскинутые, изломанные мукой руки, тонкие запястья, грубым шнуром примотанные к перекладинам детской кроватки и на запекшуюся кровавую черту, рассекающую горло сестры. На второе, бесстыдно изувеченное тело, тело мужчины, когда-то любившего ее, Марина смотреть не осмелилась.

3. Глава 3

- Бога ради, но какое отношение я имею к ребенку? – Марина злобно глядела на сидящую напротив нее накрашенную мымру.

- Согласно завещанию Севастьянова Павла Афанасьевича вы назначаетесь опекуном его сына Александра, - адвокатесса тоже рассматривала Марину без малейшей симпатии.

- Что значит, назначаюсь? Меня кто-нибудь спросил? Я совершенно не собираюсь обзаводиться детьми, даже собственными, не то что чужими. Я работающая женщина, у меня дел выше крыши, газета, карьера… Мне что, все бросить и пеленки стирать? – явное неодобрение, сквозящее в каждом жесте собеседницы заставляло Марину еще больше заводиться. Да кто она такая, грымза в дорогущем деловом костюме, чтобы осуждать? Сидит тут, в своем кабинетике со стеклянными стенами, прозрачном начальственном аквариуме, позволяющем наблюдать за подчиненными в большом зале – не отлынивает ли кто от нелегкого нотариального труда. Выспавшаяся, надушенная, холеная, брезгливо поглядывает на серую от усталости Марину. Сама бы ты как выглядела, если бы которую ночь возилась с орущим пацаном?