Явился Лорример и встал перед столом. Хоуарт достал из правого ящика личное дело Брэдли и сказал:

– Садитесь, пожалуйста. Это ежегодная аттестация Брэдли. Вы даете ему отрицательный отзыв. Вы его предупредили?

– Аттестационные правила требуют, чтобы я его предупредил, – ответил Лорример. – Я встретился с ним в Отделе в десять тридцать, как только вернулся с аутопсии.

– Пожалуй, слишком сурово. Судя по его личному делу, это первый отрицательный отзыв за все время. Мы взяли его после испытательного срока полтора года назад. Почему теперь у него не получается?

– Я полагал бы, это должно быть ясно из моего весьма подробного отзыва. Его повысили в должности без учета его реальных возможностей.

– Другими словами, Совет директоров совершил ошибку?

– Не вижу в этом ничего необычного. Директора часто ошибаются. И не только в вопросах, касающихся повышения в должности.

Намек был достаточно грубым, по сути – прямой провокацией. Но Хоуарт решил пропустить это мимо ушей. Сделав над собой усилие, он произнес совершенно спокойно:

– Я не готов подтвердить этот отзыв в его теперешнем виде. Слишком мало времени прошло, чтобы вынести справедливое суждение.

– В прошлом году я и сам именно этим объяснял его неудачи. Тогда он проработал у нас всего полгода. Но если вы не согласны с моей оценкой, вы можете изложить свое мнение письменно. Там специально место оставлено.

– Я непременно им воспользуюсь. И я хотел бы посоветовать вам проверить, не смогут ли поддержка и ободрение возыметь больший эффект. Обычно неудачи в работе объясняются двумя причинами. Некоторые люди начинают работать более успешно, когда их подгоняют продуманными упреками. Другие же на это не способны. Подгонять их совершенно бессмысленно, это лишает их всяческой уверенности. Вы руководите успешно работающим Отделом. Но вполне вероятно, ваш Отдел мог бы работать более успешно и даже с большим удовольствием, если бы вы попытались лучше понять ваших людей. Руководство в значительной степени зависит от личных взаимоотношений.

Он заставил себя поднять глаза. Лорример процедил сквозь стиснутые зубы, так, что, казалось, его слова со скрипом продирались сквозь преграду:

– Что-то незаметно, чтобы ваше семейство отличалось большими успехами в личных взаимоотношениях.

– Тот факт, что вы не способны воспринимать критику и, как невротическая девица, сразу переходите на личности, стараясь уязвить побольнее, как раз и подтверждает то, о чем я говорил.

Он так и не узнал, что Лорример собирался ему ответить. Дверь кабинета отворилась, и вошла его сестра. Она была в брюках и короткой дубленке, белокурые волосы прикрывал легкий шарф. Взглянув на обоих без малейшего смущения, она легким тоном произнесла:

– Простите, я не знала, что вы заняты. Надо было просто попросить инспектора Блейклока позвонить.

Побелев и не сказав ни слова, Лорример повернулся на каблуках и поспешно вышел из комнаты.

– Прости, если я чему-то тут помешала. Я только хотела сказать, что еду на пару часов в Норидж за материалами. Тебе что-нибудь купить?

– Спасибо, нет.

– Я вернусь к обеду, но, пожалуй, не пойду на деревенский концерт. Клэр Истербрук не будет, а без ее участия они Моцарта непереносимо искалечат. Да, и еще – я предполагаю пробыть в Лондоне следующую неделю, почти всю целиком.

Брат молчал. Взглянув на него, она сказала:

– Что-нибудь не так?

– Откуда Лорримеру известно про Джину?

Ему не нужно было спрашивать, не она ли рассказала Лорримеру про Джину. Она могла доверить любовнику многое, но только не это.