– Давай сделаем.
Даша посмотрела на него так, будто ей предложили на выбор две волшебных палочки: одну красную, другую синюю. Обе рабочие, но без инструкции по применению.
– Ну а что такого сложного? Не прямо сейчас, но все ингредиенты не далее как сегодня я видел в магазине.
– Так всё равно не получится, – тоном ослика Иа заметила Дарья.
– Не попробуешь – не узнаешь. Заедем завтра с работы в магазин и всё купим. Хочешь?
– Не знаю.
Почему-то Паше показалось, что в этом ответе было больше искренности, чем во всём, сказанном девчонкой сегодняшним вечером. Глупости, конечно. Учитывая её лицедейские таланты, эти слова с равной вероятностью могли оказаться как правдой, так и лютой ложью. Как и в любые другие, произнесённые сегодня или раньше.
Но почему-то Пашу это не пугало и не отталкивало. Заводило – да. Будило азарт. Требовало экспериментальной проверки. Археологических раскопок в поисках истины. Главное – вместе с Дарьей.
В напряжённом молчании, которое маскировалось под непринуждённое поедание десерта, Даша потянулась за следующим пирожным – корзиночкой с кремом. Корзиночка с кремом – это вызов для едока. Особенно, если к ней не прилагается ложечка. А Дарья Владиславовна не из тех, кого останавливают сложности.
В общем, очень скоро взбитые сливки – или чем там пользовались кондитеры? – украсили Дашин нос, уголки рта и даже подбородок. Поляков крепился, но в конце концов и не удержался и заржал.
– Испачкалась, да? – переполошилась девчонка, пытаясь стереть, но только размазывая крем по лицу.
– Подожди, – Паша выбрался со своего места и присел перед ней на корточки.
Его голова казалась напротив испачканного лица, и тут до Паши дошло, что стирать крем ему нечем. Из того, что принято использовать, типа салфетки, платочка, прочих признаков цивилизации. Поэтому он бесхитростно слизнул крем с носа застывшей каменным изваянием Дарьи. А потом сцеловал с подбородка, уголков губ и, чтобы уж дважды не вставать – и не садиться, ‑ поцеловал сами губы. Сладкий рот, хранивший ванильный аромат взбитых сливок. Паша прихватил зубами эту чёртову нижнюю губу, пытаясь понять, что заставляет её снова и снова мучать его воображение. Потом ещё раз, потому что одного было мало.
Стоять на корточках было неудобно, и Кощей опустился на одно колено, как средневековый рыцарь. И на то колено, которое не опустилось, перетянул безропотную девчонку, податливую, как глина в руках скульптора. Или гитара в руках музыканта. Хотя твердолобый и приземлённый Пашка был далёк от искусства от слова совсем.
– Паша, – тихий голос вывел его из состояния транса. Но так, ненадолго. Чтобы погрузить ещё глубже. – Паша! – в интонациях слышалась просьба, и Кощей усилием воли выдернул себя из нирваны.
– Да?
– Мне нужно сегодня поработать. Я как дура проспала почти всё время, как от тебя приехала. А у меня уже сроки по паре работ поджимают.
«Сроки поджимают» – эти слова Кощей понимал. Хотя конкретно сейчас понимать не хотел.
– Если мы продолжим, я уже ничего сегодня не сделаю.
Да и хрен с ним!
Тут Паше пришлось сделать над собой ещё одно, просто невероятно героическое усилие. Такое, что он прямо загордился весь от собственной щедрости.
– Хорошо, – сказал он, стараясь не показывать, насколько у него сбито дыхание. – Давай ты поработаешь, а потом мы продолжим.
– Это не пять минут. И даже, наверное, не час.
– Я подожду.
– Мне будет сложно сосредоточиться в твоём присутствии.
Это было почти признанием в любви. Разве Кощей мог отступить после этого?
– Я поеду домой. А как только ты закончишь, позвони мне, и я вызову такси.