Пижаму Котёночкина привезла свою, буквально вчера, Аарон Эрнестович поинтересовался, всего ли достаточно Лилии Котёночкиной, и не хочет ли она съездить домой. Лиля ответила, что всего достаточно (а всего было даже с избытком), но домой съездить надо. Пока девушка придумывала, зачем ей нужно домой, Аарон отдал распоряжение, и тут же появился водитель.

  Родная комната встретила её тишиной, самую малость спёртым воздухом и роялем – предметом, недвижимо стоявшим здесь всегда, сколько себя помнила Лиля. Она прошлась по комнате, пообещала каждой значимой для неё вещи вернуться, всплакнула отчего-то, в последний момент схватила пижаму, завернула в пакет и утрамбовала в сумочку, в надежде пронести предмет одежды контрабандой.

  Пеньюары, которые появлялись каждую ночь на кровати Лилии, были, безусловно, красивые, один – даже слишком. Шифоновый, со вставками из зефира, туаля и ажурного кружева. И хотя крохотная сорочка, едва прикрывающая такие же малюсенькие трусики, сидела по фигуре, а пеньюар запахивался и удобно крепился поясом, в подобном роскошестве Лиля чувствовала себя страшно неловко. К тому же она боялась запутаться в струящихся складках, расшибить себе лоб спросонья и, что ещё страшнее, порвать это ажурно кружевное чудо… вище.

  Так что, даже если кружева не врезались в ягодицы, не сминались комом под спиной и не закручивались вокруг ног коконом, Лиля всё равно плохо спала, боясь лишний раз пошевелиться. Кто же спит, нацепив на себя полугодовой оклад!

  Она зашла на кухню поприветствовать Измаила Иннокентьевича, вальяжно растянувшегося вдоль газовой плиты и наблюдающего за хозяйкой, с энтузиазмом переворачивающей котлеты собственного приготовления. Лиля сглотнула. Нет-нет, не подумайте, в имении невесту Аарона Эрнестовича Абалденного отлично кормили, она не знала ни в чём отказа и с того самого случая, произошедшего, конечно же, по недоразумению, чувство голода не испытывала.

  Но разве можно сравнить котлеты Марии Ивановны с котлетой по-киевски, украшенной листьями салата, зёрнышками граната и росчерком инициалов шеф-повара суслом на тарелке.

  – Приехала? – Мария Ивановна оглядела внимательно Лилю. – Живая, смотрю, только бледная. Умотал тебя женишок, смотрю? Вроде похудела… Не кормит, что ли, изувер?! – с этими словами некогда Лилина опекунша сунула ей в руки кусок белого хлеба, густо смазанный майонезом, с уложенной сверху сочной котлетой. – Поди, траву одну ешь, бедняжка, – соседка сочувственно кивнула, Измаил Иннокентьевич поддержал наводящим на окружающих ужас шипением. – Щас ведь как у богатых? Сплошь извращенцы. Трансвеститы, веганы, лактозу какую-то нашли, глютен, один базилик едят! Но ты терпи, вот распишетесь, ты его мигом и перевоспитаешь, а пока и козой притвориться можно. Жуй! – она сунула в другую руку Лили ещё один бутерброд с котлетой, на этот раз ещё и с нарезанным солёным огурцом. – Лука бы сюда, – сокрушалась Мария Ивановна, Измаил Иннокентьевич громко соглашался. – Но тебе нельзя! Там, поди, глютен, вот в котлетках какая лактоза? Никакой! Всё своё, своими ручками прокрученное, налепенденное. Жуй, жуй! Тебе силы нужны!

  – Спасибо, – жуя, с набитым ртом промычала Лиля.

  – Ну, с богом, – чуть позже проговорила Мария Ивановна. – Нам с Измаилом Иннокентьевичем приглашение пришло, но мы не придём, не обижайся, дочка. У меня отродясь платьев для такого общества не было, да и Измаилу фрак не пойдёт, – старушка улыбнулась, извиняясь, а Лиля от всего сердца поняла её и серого бандита. Она сама бы под страхом смерти не пошла на подобное мероприятие, но семь миллионов триста восемьдесят семь тысяч обязывали.