Аарон провёл Лилю на второй этаж по мраморной лестнице, зашёл в одну из комнат и пригласил девушку, чтобы как радушный хозяин показать всё, что необходимо. Двуспальная кровать по центру комнаты была застелена. В ванной, естественно (для Аарона) выходящей в комнату, были разложены пакетики, маленькие флакончики и пузырьки, там же нашлось несколько видов новых зубных щёток, на выбор. Мягкие махровые полотенца лежали стопкой, а новая расчёска была прикреплена на специальной подставке.
– Доброй ночи, – произнёс Аарон от дверей. – Ваши вещи приведут в порядок к завтрашнему утру, – последней фразы Лиля не поняла, а уточнять заробела. На взгляд девушки, её вещи, те, что были на ней днём, находились в полном порядке, но она не была тридцатичетырёхлетним богатейшим человеком страны.
Закончила с гигиеническими процедурами – после всего, что сегодня перенесла девушка, это было скорее формальностью. Кожа Лили, её волосы и даже зубы сияли. Вся девушка от пяток до макушки была отскраблена, отшелушена, сияющая и без лишней растительности. Лиля почему-то крадучись вошла в комнату и обнаружила, что её одежды нет. На месте скромного, средней длины платья, оставленного на кровати, лежал пеньюар из тончайшего шёлка и кружев…
Девушка с трудом представляла, как в этом спать, хотя, что греха таить, вещица ей очень понравилась. Она покрутилась перед зеркалом и осталась крайне довольной увиденным. Такой хорошенькой Лиля не была никогда в жизни – самой себе можно признаться, если тихонько и на ушко, конечно.
И вот, время подходило к полночи, не было не единого шанса, что карета превратится в привычную тыкву, пеньюар в пристойную пижаму, с первого этажа исчезнет Петруша, а Лиля станет голодна хотя бы чуточку меньше. Овсянка дома, малюсенькая тарталетка с красной икрой на второй завтрак уже в имении, и пучок травы за целый день – мало даже для такой малоежки, как Лилия Котёночкина.
Одним словом, девушка хотела есть и была готова совершить разбойничий набег на хозяйский холодильник. Должно же там оказаться что-то, что не требует ряда вилок – докторская колбаса, например. Петруша вкупе с фактом несанкционированного поедания чужой колбасы смущал Лилию значительно меньше, чем выход в полупрозрачном пеньюаре. А вдруг её кто-нибудь увидит? Через эти кружева видны не только трусы – а если приглядеться, то и то, что под трусами! – но и всю Котёночкину целиком. Отшелушенную, отскрабленную, без лишней растительности.
Однако, голод, как правильно заметил народ, не тётка. Терпение Лили стремительно заканчивалось, желудок сводили болезненные спазмы, тогда как внизу, всего на один этаж ниже, был целый холодильник еды. Любой! Никто же не пострадает, если одна несчастная Котёночкина стащит малюсенький кусочек колбаски…
Лиля решительно выбралась в коридор, там оказалось темно и пустынно. Почти на ощупь она пробралась к мраморной лестнице и встала на краю, быстро дыша и в панике сжимая ладошки. Ей никогда не приходилось воровать еду… и ходить в настолько откровенных пеньюарах, и вообще, ходить в пеньюарах, если уж совсем начистоту.
Она сделала один робкий шаг вперёд, ступень засветилась неярким светом, сделала второй, засветилась вторая, третий – третья. Мраморные ступени под маленькими босыми ступнями Лилии вспыхивали и гасли, даря иррациональное ощущение чуда.
Лилия легко сбегала по лестнице, поднималась обратно на несколько ступеней и снова сбегала, видела свои ноги, обхваченные шёлком и кружевом, и чувствовала себя волшебницей, попавшей в сказочный, удивительный мир. В воображении звучала музыка, девушка двигалась ей в унисон, быстро и плавно, отдаваясь этому порыву. Она кружилась по паркету первого этажа, смотря на высокий потолок, где мягко вспыхивали хрустальные люстры, даря свой переливающийся свет. В эти мгновения под ногами Лили расцветали воображаемые цветы, она скользила по лепесткам, летала, парила, кружилась, как Золушка, пока не услышала в реальности ту самую мелодию, которая была лишь в её голове. Венский вальс Прокофьева грянул сверху, завораживающе и бархатисто, набирая темп, с яркими акцентами на первой доле акта.