– Согласна. Но не в моем случае. Я не хочу, правда. Я ничего не хочу больше.

– Это обида в тебе говорит, котенок, – он поворачивается ко мне, и радужке его глаз я вижу свое отражение. Абсолютно несчастное, в котором нет ни намека на огонек. Понимаю, как это глупо звучит, но я будто забыла про состояние эйфории. Когда плачешь от переизбытка эмоций, когда хочется прыгать до потолка и танцевать. Когда можешь подойти и рассказать о своей самой идиотской идее, и тебя поддержат.

Так было только… с Русланом. И вроде казалось, что я этот этап в жизни прошла: переборола его, пропустила, оставила где-то позади. Казалось, что и Германа я ну может и не полюбила, но симпатию к нему ощущала. Пусть не острою, пусть не заставляющую бабочек в животе вихрем кружить. Но ведь и симпатии бывают разные.

А сейчас, я будто прозрела. И все встало на свои места.

– У нас бы ничего не вышло, Герман. И дело не в измене, просто… – мешкаю я, не решаясь произнести вслух, то, что крутится на языке. – Это знаешь, как пытаться соединить две детали мозаики, которые не подходят друг другу. Рисунка из них не выйдет.

– Забавно, – усмехнувшись, он впивается обеими руками в руль, хотя до этого вел одной. – Мать когда-то отец бросил такими же словами. Ты классная, но моя половинка другая.

– Мне жаль, Герман, – натягиваю на ладони рукава пиджака. Ерзаю на сидении. После фразы про его отца, мне делается окончательно неловко. Что в моем поступке не меньше подлости. Хотя я понимаю, что невиновата, ситуации в корне разные, и у нас нет еще ни семьи, ни детей. Лучше уж честно рассказать, чем жить с ощущением недосказанности.

В окне перестают мелькать фонари, мы уже довольно близко к замку. И я понимаю, что молчать больше не имеет смысла. Надо спрашивать. Надо узнать правду. Хочет он того или нет.

– Герман, – поворачиваюсь к нему. – Расскажи мне про Руслана.

– Что? – хриплым голосом отвечает он. Словно не ожидал такого вопроса и я им завела его в тупик.

Герман смотрит на меня немигающим, долгим, задумчивым взглядом.

– Ты сказал, что знал про него, про его должность. Я согласилась на разговор, чтобы…

Однако договорить я не успеваю. Вскрикиваю, заметив, тень какого-то животного, что мелькнула в свете фар чуть дальше нас, кажется это корова. И, кажется, мы едем прямо на нее.

– Твою мать! – орет Вебер. Все это время вместо дороги, он смотрел на меня и вот результат. Мы на что-то наскакиваем, и видимо в панике, Герман теряет ориентир, крутит резко руль вправо – машину заносит.

– Герман! – кричу я, схватившись за ремень безопасности. Но колеса авто уже отрывает от земли.

Неужели мы разобьемся?..

13. 11.2

Несколько раз машину точно перекручивает, мы подпрыгиваем, на что-то наехав. Ощущение такое, словно нас поместили в мясорубку. В какой-то момент я зажмуриваюсь и молюсь лишь об одном — выжить. Не получить серьёзных повреждений. Спастись.

От ужаса я, кажется, и не дышу вовсе. Да и в целом не пойму, что происходит. Только ощущаю, как меня кидает, словно мешок, то влево, то вправо. Хорошо ещё, что я пристегнулась, и вся эта какофония ужаса даёт боль, но не сильную. Раз или два я точно ударяюсь головой, а как там Герман — не знаю, надеюсь только, что тоже цел.

А ещё в голове мелькает почему-то детство. Как мы с Ленкой пирожки стаскивали с кухни, пока мама готовит. Она не разрешала их брать до обеда, чтобы аппетит не портить, но мы всё равно тайком по очереди шкодничали. На самом деле, мне очень не хватает этого ощущения — семьи. В моей жизни её давно нет.

И, кажется, если сейчас я умру, то это будет слишком несправедливо. Слишком рано. Я ведь всегда где-то глубоко внутри мечтала создать свою семью, в которой будет понимание, мир и гармония. Не хочу умирать. Нет! Прошу…