Сколько бы времени не прошло, мне всегда будет больно.

Враньё всё, что время лечит. Не лечит оно. Просто рана подсыхает, корочкой зарастает, причём очень тонкой. Но любое неосторожное движение или чуть заденешь рану и вот, она снова кровоточит, снова ноет, ноет и ноет. Нескончаемо.

– Уля, милая, ты не создана для монастыря, почему же ты живёшь как отшельница? Ты даже на время ремонта ко мне не захотела приезжать или к матери Павла. Упёрла в какую-то глухомань. Ты будто намерено прячешься от всего мира. Зачем?

Я поджимаю губы, мотаю головой и упрямо отвечаю:

– Ничего подобного. У меня есть замечательная работа. Я профи в своём деле, а конструировать сайты и вообще IT сфера не для слабаков. Я не сижу дома, как это бывает с вдовами, не реву с утра до ночи и не рву на себе волосы, не проклинаю его работу, не проклинаю весь мир. Я не ожесточилась, Поль. Каждый день я живу ради моих дочек. Они его частичка, наше с ним чудо… Я живу ради них и зарабатываю на жизнь нам троим. И ещё собаке. Я занимаюсь воспитанием своих маленьких красавиц и принимаю участие в их жизни. Они вырастут замечательными женщинами. Я счастлива.

– Всё так, – говорит с тяжким вздохом подруга и смотрит на меня с жалостью.

Ах, как я ненавижу, когда на меня смотрят вот таким взглядом, будто я достойна только жалости!

Полина продолжает гнуть свою линию:

– Улечка, вот именно, что ты живёшь жизнью своих детей. А как насчет твоей собственной, милая? – спрашивает она мягким тоном. – У тебя есть своя жизнь? Когда ты не работаешь, а дети уже спят, что тогда? Что Самарцева Ульяна Сергеевна делает конкретно для себя?

Я гулко сглатываю. Резко захотелось чашечку кофе. С коньяком. Точнее, без. Без кофе.

Поднимаюсь с дивана и иду на уродскую кухню, сделать себе кофе на уродской кофемашине. Коньяка, увы, нету.

– У меня двое детей, Поль, если ты забыла, – говорю язвительно. – Ещё собака. И когда все ложатся спят, точнее, когда я их укладываю, я уже вся уставшая и выжатая, как та лошадь, которая всё на себе везёт. И я просто иду и тоже ложусь спать. Ясно тебе?

– Да, всё мне ясно. Ты спишь в одиночестве. У тебя даже вибратора нет. Подарю тебе его, кстати. Размерчик какой предпочитаешь? Побольше? Или лучше потолще? Нет, лучше сразу большой и толстый. Да, готовься к подарку. Попрошу, чтоб вибратор тебе на дом доставили. Адрес, кстати, я знаю, ты мне говорила. Будешь одинокими вечерами баловаться.

– Поля, иди в задницу, – шиплю на подругу.

Она показывает мне средний палец и фыркает со словами:

– За тебя говорит боль, подруга. И чем дольше ты вот так будешь жить, тем скорее превратишься в циничную и противную тётку. И тебя никто не будет любить. Даже собака.

Я издаю вздох, похожий на стон, дававший Полине понять, насколько я устала от этого бессмысленного разговора.

– Всё, мне пора. Тоже хочу отдохнуть, а то я не выспалась, – я конкретно намекаю подруге, что хочу отвязаться от неё.

Но Полина настырная и упрямая, как жвачка, прилипшая к туфле.

– Улька, не строй из себя дурочку, ты же сто процентов понравилась этому Ивану. И он тебе тоже. О твоих зайках и говорить нечего, им отец нужен, этого факта не смей отрицать. Раз в той дыре больше никого нет, то возьми и пригласи его на ужин. Извинись за своё поведение. Накорми, спать уложи, сама рядышком пристройся…

Я начинаю тихонечко ржать, чтобы детей не разбудить.

Представляю лицо Ивана, если воплотить план Поли в жизнь.

– Вот видишь! – радуется подруга. И с кривлянием произносит: – Ты сама понимаешь, что я права.

– А давай ты не будешь совать нос в чужие дела? – передразниваю её.