А Адону лезет в наши с Каролиной дела. Подумаешь, напускал головастиков в пробирку, так что теперь, преклоняться перед ним до конца жизни? Это всё вообще ещё не доказано.

— Это мой ребенок, благодарю за беспокойство.

— Я просто хочу помочь.

— И это не ваше дело, — улыбочка, — как она разговаривает.

Мотнув распущенными волосами, собираюсь быстро спуститься по ступенькам, немного пройтись и исчезнуть в ближайшем супермаркете, чтобы скоротать время, пока Каролинка занимается у логопеда.

Но Адону, очевидно, недовольный моим уходом, резко хватает за локоть и ставит на место, развернув к себе лицом. Зачем-то приближается, по всей видимости, напуская на себя дополнительной важности. И молча смотрит своими чёрными глазищами исподлобья, медленно обводя взглядом моё несчастное лицо по контуру. И всё это с таким выражением на физиономии, будто перечить ему — сродни второму пришествию.

И чтобы заглушить стук собственного сердца и спрятать неуместную, внезапно возникшую слабость в коленях, я атакую первой. Вообще, что ли, офигел, хватать меня? Пусть Тонькиными локтями завладевает, а мои трогать не нужно. И пусть ей указывает на огрехи. Я и сама знаю, что доча плохо разговаривает, и очень сильно по этому поводу волнуюсь. А он тут пришёл и решил мне рассказать, какая я низкопробная мамаша.

— О! Валерий Германович Адону — специалист в области детского развития! Не знала. В следующий раз я обязательно обращусь к вам за консультацией.

— Ты нормально разговаривать можешь? — громко выпустив воздух через крупные ноздри, отражает мой наезд Адону.

— Зачем? — ещё одна улыбочка. — Мне и так нравится.

А говорит он мне всё это почти что в губы. И становится как-то странно липко от подобной близости. Что за способ такой общаться, нависая над собеседником, в сантиметрах от его лица?

И почему-то голова сильно кружится, когда я его тёмные глаза изучаю, аж ноги подкашиваются. Видно, что-то с атмосферным давлением.

— Только я начинаю думать, что ты нормальная, — прищурившись, играет желваками, произнося всё это очень вкрадчиво, — и ты обязательно что-то выкидываешь.

— На самом деле выбрасывать я не очень люблю, та ещё барахольщица.

— Мария, — многозначительно выдыхает великан.

— Знаете, Герман Железович, я вам сейчас всё расскажу, как было. Это я виновата. Каролинка у меня вначале раньше срока из живота полезла. Потом не так пошла, а затем и вовсе застряла в этих, как их, родовых проходах.

Да что же он так долго смотрит мне в глаза? Ох уж эти паузы… во время которых у меня катет с гипотенузой скрещиваются. Под прямым углом, вне всяких законов. И какие-то дебильные мурашки по позвоночнику бегают.

— Пойдём, кофе выпьем и заодно решим, что делать дальше.

— Честно говоря, — отвечаю шёпотом, не в силах оторваться от его красивого смуглого лица, — для бизнесмена вы, господин Адону, слабо сообразительный. Говорю же, дела у меня. Цены надо сравнить в этом магазине с теми, что возле дома.

— То есть ты со мной кофе пить не пойдёшь?

— Ну, выходит что так, Валерий неторопливый вы наш Германович.

И снова смотрит... И снова эти паузы... А затем отпускает и, махнув на меня рукой, отодвигается.

Дальше, спустившись по ступенькам, кидает мне через плечо:

— Всё! Мои нервы этого не выдерживают.

***

Статная мужская фигура исчезает из виду, скрывшись за оградой развивающего центра, и мне становится неожиданно грустно. Такое ощущение, будто меня бросили. А ведь на самом деле это не так. Мы с Железным не пара и даже не друзья. И я ж сама хотела, чтобы он сквозь землю провалился. Вот он и испарился, как лужа на полуденном солнцепëке.