— Тише, тише. Никто не выведет вас в эфир с Ольгой.

Герман кладет ладонь мне на плечо и легонько надавливает.

— Мы сейчас поднимемся на свой этаж и будем готовиться дальше. Всё как планировали, Светлана, ничего не поменялось. Цебоев специально для этого и приехал: выбить вас из равновесия и заодно взглянуть на невесту Максима Викторовича своими глазами.

— Надеюсь, я не в его вкусе.

— Вы прекрасно держались. Уверен, он остался под впечатлением.

Герман ведет меня в гримерку.

Шаг за шагом, минута за минутой. Я все-таки переключаюсь на рабочий темп и выбрасываю из головы лишнее, чтобы слышать советы, а не нарастающую панику.

Мы завтракаем, потом проходим несколько раз по тексту легенды. Подбираем макияж и костюм со стилистом, который листает фотки красоток на экране сотового. Мне не верится, что из меня можно сделать модельную куколку, но моего скепсиса никто не разделяет.

Кажется, здесь все привыкли творить чудо.

Или, вернее сказать, ложь.

Фотошоп в прямом эфире. Любой дефект внешности скроет толстый театральный грим и подобранный профессионалом наряд, а любой дефект твоей биографии подадут так, что он станет достоинством. Или наоборот, твои заслуги изваляют в грязи. Тут уж всё зависит от пожелания заказчика.

— Константинов приехал, — доносится чей-то возглас сбоку. — Он будет...

Мне делают укладку, и чужие фразы то и дело заглушает шум фена. Я уже устала сидеть, поэтому не останавливаю визажиста, чтобы он побыстрее закончил и я смогла размять ноги.

— Всё, — кивает парень через пятнадцать минут. — Готово.

— Прекрасно.

Наверное, он ждет моего восторга, но я сейчас больше занята появлением Константинова, чем своим внешним видом. Я встаю со стула и ищу Германа, который, естественно, куда-то подевался. И прихватил мой сотовый, чтобы я не нагуглила каких-нибудь страстей о Цебоеве перед эфиром.

Чудно!

Я отмахиваюсь от девушки с бейджиком “Редактор” и выхожу в коридор. Замечаю охранника Константинова, чья крупная фигура подсказывает, что соседняя гримерка тоже наша. Я отсылаю его за кофе, устав чувствовать себя под контролем, и тянусь к ручке двери. Она оказывается едва прикрыта, и из-за нее доносится голос Константинова.

— Ну что ты делаешь? — произносит он так, словно говорит с несмышленым ребенком.

— Я? С каких пор ты не понимаешь очевидных вещей, милый? — Я узнаю голос Ольги. — Я заняла место в первом ряду и смотрю, как два льва грызут друг другу глотки.

— И как? Нравится зрелище?

— Я в восторге, — она насмехается. — Я же сволочь. Стерва, содержанка, неблагодарная тварь…

Мне кажется, она загибает пальцы в этот момент.

— Только кто меня сделал такой?

— А, начинается. — Константинов устало выдыхает. — Здесь нет камер, Ольга, оставь обвинения для эфира. Мы оба знаем, что я не издевался над тобой.

— Отлично, Константинов, просто отлично. Не издевался, — она шипит от злости. — Тогда посмотри на меня. Получше посмотри! Ты узнаешь меня?! Я себе все лицо перекроила после развода, чтобы перестать быть похожей на нее! Знаешь, сколько это операций?!

— Не кричи.

— Только цвет волос оставила, — Ольга и вправду резко понижает голос, словно сама не рада, что сорвалась на крик. — Ненавижу себя брюнеткой.

— Ты сама себя накрутила, я никогда тебе слова не сказал о ней.

— Да, Константинов, спасибо тебе. Ты так великодушен. — Слышится шелест, и у меня перед глазами появляется картинка, как Ольга ведет тонкими пальцами по пиджаку Максима. — Я тоже умею быть зайкой. Я могу обещать тебе одно: я не скажу Цебоеву, почему ты выбрал именно ее. В благодарность за хорошие дни. Но он все равно сожрет тебя.