Мотаю головой.

— А выглядите так, будто да. Я теперь отчетливо вижу, каким подонком выгляжу в дамских глазах. Даже отчеты помощников читать не надо, достаточно одного взгляд на ваше побледневшее лицо. Вы ей поверили, да? Я похож на человека, который может поднять руку на женщину?

— Я не знаю вас.

— Но верите в плохое, — он усмехается. — Уже жалеете, что подписали договор?

Он останавливается, подойдя вплотную. Я поздно замечаю это и пару мгновений смотрю на верхние пуговицы его светлой рубашки. Утром он был в другой. В яркой и сшитой для бармена на Ямайке.

— Мы перейдем на «ты», — произносит Константинов после паузы. — Пора привыкать друг к другу.

Почему-то это звучит почти зловеще. Я запрокидываю голову и смотрю в его синие глаза. В них океан и обещание шторма. Он злится, что я так реагирую на него, но сдерживается.

Константинов поворачивается к фотографу и показывает, что мы готовы.

— Отлично, — отзывается фотограф, он подгоняет свою помощницу и чуть сдвигается вправо. — Встаньте ближе друг к другу… Можете приобнять невесту, Максим Викторович...

— Кого? — я вспыхиваю. — Меня?

— Да, тебя. — Константинов вдруг вспоминает свою фирменную издевательскую улыбочку и понижает голос до хриплых вибраций.

Он без предупреждения протягивает ладони к моей талии, а пока я успеваю лишь упереться ему в грудь, притягивает к себе так крепко, что с моих губ слетает стон.

— Ты отталкиваешь меня и портишь композицию, — подтрунивает он, опуская глаза на мои пальцы на его груди. — Потрогаешь меня потом. Потерпи до первой брачной ночи, малышка.

Малышка?!

Он… он…

— Никакой первой брачной ночи, — шиплю в его самодовольное лицо. — И никакой малышки.

Я топаю ножкой – и прямиком по стопе Константинова. Специально хорошенько прикладываюсь, чтобы он перестал скалиться.

— Добавить?

— После фотосъемки. — Он коротко качает головой, намекая, что пора работать. — Можешь презирать меня и считать уродом, если так хочешь, но на камеру только нежность.

Он чуть ослабляет хватку и поворачивается лицом к камере. Мне же нужно еще пару мгновений, чтобы перестроиться. Я не верю, что у меня выйдет нормальное лицо, но надеюсь на мастерство фотографа. В любом случае я должна участвовать в съемках, это точно записано в договоре.

— Положите руку Максиму Викторовичу на плечо, — командует фотограф. — Повыше, еще…

Я осторожно крадусь по ткани пиджака и чувствую, как не могу никуда деться от грубоватого аромата туалетной воды Константинова. Мог бы подобрать и утонченнее, а не мучить девушку предельно маскулинными нотами. А еще он горячий, как картонный стаканчик с кофе в июле, от жара его крепкого тела просто-напросто не скрыться. Я напитываюсь им против воли и молю, чтобы у меня не вспотели ладони. И не раскраснелись щеки.

— Ближе, — напирает фотограф.

Константинов переносит ладонь на мою поясницу и прижимает к себе. Я невольно утыкаюсь подбородком в его широченную грудь и замечаю, как довольно улыбается фотограф. Ну хоть кто-то здесь отлично проводит время.

— Может быть, поднимете невесту на руки?

— Нет! — вскрикиваю и сама же ежусь от эха своего нервного голоса, которое расходится по огромному дому.

— Невеста боится высоты, — отзывается Константинов. — Я бы не отрывал ее туфельки от пола.

Он смотрит вниз и вглядывается в меня со странным коктейлем эмоций. Там и любопытство, и вызов, и укор, и отголоски недавней злости. Там столько всего, что мне никогда не разгадать. Я могу думать лишь о том, что это только первый день, только самое начало… сколько еще я узнаю об этом человеке?