— Проходи, — немного повышаю голос, чтобы Роза могла меня услышать. — Привет, — обернувшись, здороваюсь с ней.

— Доброе утро, — отвечает она, разуваясь. Следует к кровати, на которой я кормлю дочку, усадив ее к изголовью. — Здравствуй, моя хорошая! — улыбается Софии. — Кашку уплетаешь, золотце? — умиляется, наблюдая, как та с аппетитом встречает очередную ложку с завтраком.

А Софией нельзя не умиляться. Пухленькая, розовощекая девчушка со светленькими волосами, она смотрит на нас любознательным взглядом, в котором всегда играет радость. Дочка унаследовала мои черты лица, но ее глазки... такого же глубокого, насыщенного карего цвета с густыми-густыми ресницами, очерчивающими их, словно подводкой... они достались Софии от папы... Наверняка, волосы малышки со временем станут темнее, и сходство с Марком будет еще более заметным. Я думаю об этом с грустью. Ведь моя дочурка никогда не узнает папу.

— Давай, я докормлю, — предлагает Роза, и мы меняемся местами.

Хозяйка садится на кровать напротив Софии и с веселыми присказками продолжает кормить ее вместо меня. Наблюдая эту картину, тяжело вздыхаю. Я еще не ушла, а уже тоскую по дочке! Но делать нечего — направляюсь в ванную, чтобы переодеться.

Справившись, вновь выхожу в комнату. Я в той же самой узкой черной юбке и в той же бледно-голубой блузке, в которых почти два года назад бежала на собеседование в "Небесный". Только мои длинные локоны превратились в каре, а их шоколадный цвет — в блонд. В духе негласного ритуала, когда девочки с разбитым сердцем первым делом обрезают свои волосы.

— Ну как? — спрашиваю у Розы. Она уже докормила Софию и заняла ее книжкой со звуками животных, поэтому в комнате раздается то крик осла, то мычание коровы.

— Супер-мамочка! — показывает мне большой палец вверх.

Мамочка — ключевое слово. Неприятно признавать, но в одежде мне тесновато. Особенно в районе бюста...

— Серьезно, Ксюнь! Ты потрясающе выглядишь! Сейчас еще на каблучки станешь, и огонь! — пылко расписывает Роза.

— Спасибо, ты умеешь приободрить, — довольно улыбаюсь в ответ.

Но приятная эмоция тут же улетучивается, потому что мне пора прощаться с малышкой. Подхожу к кровати и присаживаюсь перед дочкой.

— Пока, Софушка, — поглаживаю нежную ручку. На секундочку прижимаю к щеке головку дочери. Как же я буду скучать!

— Мама, — улыбается она, показывая мне пальчиком нарисованного петушка. Нажимает на кнопку и старается повторить за книжной птичкой.

Ее интерес к занятию еще не угас. Лучший момент, чтобы уйти.

— Иди-иди, — тихонько подгоняет меня Роза.

— Да, — киваю, сдерживая чувства. — Прибегу на перерыве, — пообещав, надеваю пиджак и скрываюсь за дверью.

Выйдя во двор, замираю у окна, стараясь рассмотреть их через сеточку тюля. Роза активно развлекает малышку. Меня словно к месту приклеили! Приходится заставить себя сделать шаг.

До отеля, куда я устроилась, идти минут двадцать. Поторапливаюсь на свой первый рабочий день. Чувствую приятное волнение. С одной стороны, неизвестность страшит: как София перенесет наше расставание, справлюсь ли я с обязанностями, понравится ли мне коллектив; с другой — предвкушаю долгожданные грандиозные перемены. Я надеюсь, что к открытию сезона дочка будет готова пойти в детский сад, и наше материальное положение значительно улучшится. Постепенно, шаг за шагом, я добьюсь жизни, о которой мечтала. Теперь для нас с дочкой.

Подхожу к зданию отеля. У "Морского берега" три звезды. В общем, средняя по уровню гостиница со стандартным набором услуг и большой территорией, утопающей в тени реликтовых деревьев. С небогатым послужным списком и годовалым ребенком — это даже выше, чем мой потолок в карьере на данный момент.