Боже! Что он несёт?! Какие миллионы?!
- Ну, так как будем решать этот вопрос, милая? Договоримся по-хорошему или…? - Садулаев пристально смотрит на меня поверх стакана, слегка сузив глаза, словно затаившийся перед прыжком хищник. Взгляд не читаем. Мужские губы сурово поджаты, на смуглой коже скул темнеет щетина. Она придает Давиду еще больше брутальности, если это, конечно, возможно.
Мне кажется, он видит меня насквозь, и моя рука инстинктивно тянется к животу. За складками плотного материала юбки я прячу свой секрет - совсем не большой для моего срока округлившийся животик… Уже почти полгода я ношу под сердцем малыша. Его малыша.
Девочки дорогие! приветствую вас на новинке :) прошу вашей поддержки, она мне ооочень нужна ❤️
добавьте пожалуйста книгу в библы И поставьте Звездочки, если история вам понравилась! люблю обнимаю ❤️Ваша Элли
P.S. Подписывайтесь на мою страничку, чтобы не пропустить новости! сегодня будет блог С визуалами ! ☺️
2. Глава 2
Мирьям
Шокировано смотрю в суровое непроницаемое лицо Давида. Он словно неприступная скала. Всегда острая на язык, мгновенно теряю способность к речи. Под его тяжелым прямым взглядом из-под густых, черных, как смол, бровей я в полной мере прочувствовала почему Садулаева называют акулой в отельном бизнесе.
Бешеная аура так и грозит раздавить.
Хищник!
Вздрагиваю. Никогда не думала, что я почувствую это на собственной «шкуре».
На мгновение становится так больно, что перехватывает дыхание. Только вот я ни в чем не виновата! Точнее, виновата, но не в том, в чем меня так голословно обвиняет Садулаев Давид Мансурович. На кончике языка отчетливо чувствуется терпкая горечь, похожая на прогорклый липовый мед.
Нет, я боюсь Садулаева Давида не из-за его положения, даже не из-за того, что у нас не сложилось. Ужас рождается от того, что в нем сосредоточено так много ненависти, которая направленна остроконечной пропитанной ядом стрелой именно в мою сторону.
В памяти еще живо то, что было между нами раньше, до того переломного момента, когда моя судьба безжалостно разделилась на «до» и «после»; когда мне пришлось позорно сбежать. Из города, из жизни Давида… Мне пришлось предать не только любимого мужчину, но и себя.
- Ты так меня ненавидишь? – эти слова даются очень тяжело, но что-то как будто толкает задать этот вопрос.
Садулаев сильнее сжимает челюсти – так, что на высоких широких скулах начинают ходить желваки, но он все же отвечает:
- Нет, себя ненавижу, – шокирует ответом бывший жених.
- Почему, Давид? – смотрю в черные, как бездна, глаза. Шепчу, потому что боюсь позорно разрыдаться прямо здесь, на глазах десятков свидетелей.
- Потому что был в тебя влюблен. Идиот!
На мгновение в черных агатовых глазах появляется что-то знакомое. Но прежде, чем я успеваю понять, что именно, Давид презрительно кривит уголок губ и делает глоток из стакана.
Опускаю глаза и тяжело сглатываю.
В ушах, как заезженная пленка от магнитолы, звучит: «Был».
Еще сильнее сжимаю ручку небольшой бежевой сумочки, от чего грубый материал кожзама больно впивается в чувствительную тонкую кожу ладони. А, может, я правда все выдумала?! И вместо ненависти в черных глазах совсем другое чувство? Просто пустота. От этой мысли почему становится еще хуже.
- Давид Мансурович!
Растеряно поворачиваюсь на голос своего начальника.
Владимир Сергеевич, поправляя на ходу широкий темно-синий галстук в крупный ромбик, который совершенно не подходит к его светло-горчичному пиджаку и такого же цвета брюкам, спешит к нам. Добродушно улыбаясь, начальник ловко лавирует между гостями, приближаясь все быстрее.