Помимо воли ощущаю, как где-то глубоко внутри впервые зарождается ярость… ярость на младшего брата.

!

11. Глава 11

Мирьям

Настоящее время

- Нет! Клоди, нет!

Устало пытаюсь выхватить из мягких белоснежных лап кошки один из своих телесных чулков из тонкого медицинского трикотажа.

В последнее время ноги стали так уставать, что врач выписала мне компрессионные чулки. Дорогие, зараза, но они того стоят! И правда улучшают кровоток, кроме того, достаточно ощутимо поддерживают тонус мышц.

— Это не игрушка! – наконец, мне удается выхватить из цепких коготков очень важную для меня вещь, но я тут же вздрагиваю от того, как раздраженно и зло звучит мой голос в полной тишине гостиной. - Черт...
Выходит тихо, почти обреченно, когда вижу, что на тонком материале появилась длинная безобразная зацепка.

Теперь только в мусорное ведро. Денег и так почти нет! Нос неприятно щекочет, и я тру его тыльной стороны ладони. Глаза застилает пелена слез. Тот ком, что я все это время чувствовала в горле, будто увеличивается в размерах, не давая нормально вдохнуть.

В последнее время я стала очень эмоциональной и какой-то… ранимой, что ли…Отбрасываю в сторону испорченный чулок и прижимаю ладони к лицу. Негромкий всхлип, вырвавшийся из груди, кажется таким жалким и чужим, что на мгновение мне даже кажется, что это не я.
Именно сейчас между мной и всем окружающим меня миром огромная черная пропасть, а я стою на самом ее краю.

Я кричу, но никто не слышит. Крики будто глохнут и до той стороны доносятся лишь подавленные стоны. Как я устала! Собираться каждый день из осколков, склеивать себя по кусочкам, возрождаться, словно птица феникс. Но если не я, то кто? Кто позаботится о моем малыше? Прижимаю руку там, где надежно спрятана от жестокого мира маленькая хрупкая жизнь и пытаюсь хоть как-то отвлечься от всего, что так неожиданно обрушилось на мою голову.

Когда я прикрываю глаза, моей руки касается мягкая шелковистая шерстка Клоди. Кошка мурлычет и трется об меня мордочкой, приятно щекоча усами.

- Ничего, Клоди. Прорвемся... - обещаю дрожащим голосом, ласково почесывая хулиганку за ухом.

Около двух часов у меня ушло на то, чтобы собрать вещи. Переезд — это всегда очень не просто, а если учесть еще и те обстоятельства, из-за которых мне приходится возвращаться в Анапу, на душе и вовсе кошки скребут. Я уже наперед с уверенностью знаю, что ждет меня. Я знаю такой тип людей, как Камилла.
Она без устали будет загонять острые язвительные слова, так похожие на огромные раскаленные цыганские иголки мне под кожу. Это только на первый взгляд кажется, что она уверенная женщина, знающая себе цену. На самом деле за маской успеха у таких, как она, скрывается целый букет комплексов и обид на весь мир. Мне даже страшно представить, какой бы разразился грандиозный скандал, узнай она о том, что я ношу под сердцем ребёнка от Садулаева Давида Мансуровича. Резким движением руки застёгиваю молнию на чёрной спортивной сумке.
Искренне не понимаю, чем могла заинтересовать Давида Камилла?

Мне всегда казалось, что он именно из тех, кто видит человека насквозь. Эти черные пронзительные глаза как будто обладают способностью оценить и рассмотреть человека за доли секунды, всего лишь с помощью одного взгляда. . Неужели его ни капли не смущают фальшивые ужимки невесты? О чем вообще речь?!

У неё даже блонд и то не естественный! Я злюсь еще больше, вспоминая стильную причёску Камиллы. В бессилии сжимаю кулаки. Ненавижу! Гадкая ревность! Это ведь она. Это чувство не спутать ни с каким другим. Моя любовь к Давиду походит на ненависть – такова суть собственнической любви сердца. А ведь терзания ревности — самые мучительные из человеческих слабостей. К тому же, они меньше всего внушают сочувствие к тому, кто их причиняет. Я даже на какое-то время совсем забыла, что сама сбежала из-под венца.