«Пока Триксет не забрала меня в ледяные чертоги, я должен рассказать тебе об этом мужчине. О человеке, что стал твоим мужем. Я встретил его давно, когда еще жива была твоя матушка, и с первого дня знакомства понял, что должен быть осторожен…»
Письмо преступно оборвалось, оставив меня с носом и вскипающим в жилах любопытством. Папа писал это для меня? Но к чему секретность, почему не рассказать лично?
– Он не успел закончить, – проронила Минар Монтилье, возникнув тенью за спиной, и я привстала от неожиданности. – Приступ случился внезапно. Мы позаботились о нем, тэйра Хоулденвей. Я остерегалась сообщать трагическое известие, пока вы крепко не встанете на ноги.
Ноги – те, что крепкие – подломились, и я рухнула на диван.
– Приступ?
– Тэр Хоулденвей поймал лед в сердце, когда спускался с горы, – поджимая губы, сообщила настоятельница. – В ту ночь зима утянула еще нескольких горожан, не успевших подготовиться к холодам и найти приют. Еще неделю спасали замерзших, целители хлопотали над каждым…
– Не понимаю… Папа просто промочил ноги!
Да, отец немолод, немощен, но Сатар славен целительской магией.
– Первые морозы вышли очень крепкими. Но ваш папенька протянул еще десять дней. Все ждал, пока вы очнетесь. Он хотел рассказать вам лично, никому не доверял тайну. А когда понял, что Триксет зовет его в ледяные хоромы, бросился писать, да не успел.
– Вы, верно, шутите, – помотала я головой, отрицая услышанное.
Ведь я жива, жива… Он не должен был покидать меня! Мы простились в храме, но не для того!
– Он видел, что вы пошли на поправку. И от румянца на ваших щеках у него из глаз текли слезы счастья, – улыбнулась она с грустинкой. – Тэр ушел спокойным. Все бормотал, что проклятие богинь оставило ваш род.
– Куда он ушел? Куда? – взвилась я, собираясь тут же последовать за ним. Куда бы он ни ушел. И вернуть обратно!
Ведь я жива. Жива. Зачем ему уходить?
Слезы бежали по впалым щекам, обжигали губы, запекались солью.
– В Рощу путей, вестимо, – еле слышно ответила Минар, – чтобы найти свой новый путь, дитя…
Я прижала его блокнот к груди, склонила лицо, завесилась серыми прядями… и с чувством вселенской обиды на мироздание позволила себе разреветься.
Глава 6
Сколько часов я так провела – отрешенно глядя на белизну за окном, – одним богиням ведомо. Я не представляла, что делать дальше, как быть… Как жить?
– Он был стар и слаб, Лара. Тэр готовился уйти вслед за тобой, – утешала настоятельница, похлопывая по плечу.
Час назад она объяснила, как пройти к усыпальницам, но я пока не решалась покинуть уютный домик и столкнуться с реальностью.
– Однако я здесь, – недоуменно развела я руками.
И уж точно не планировала остаться в Сатаре одна.
Боги, да я наше родовое имение в последние годы не покидала! Шелестела юбками от спальни до библиотеки и обратно, изредка забредая на кухню и пугая болезным видом кухарку. Почти не осознавала себя и мало что помнила из тех дней, слипшихся в единую серую массу.
Отсидев пятую точку, я принялась ходить по спальне, заламывая руки. Истерика прошла, первые слезы просохли.
Надо собраться, Лара… Ради папы. Ради себя.
Укутавшись в белую мантию, я вышла из дома и быстро дошла до старого кладбища. В проплешинах жухлой травы между сугробов и с каменными грибами закрытых склепов, выросших тут и там.
Попасть в усыпальницу можно было только по священным дням, ближайший такой – на пятую луну. Поэтому я просто постояла возле посеребренной ограды, поводила пальцем по папиному имени, высеченному в камне…
– Очнулась, болезная? – окрикнули сзади, и я обернулась.