– Тэр Вольган… Вы устали с дороги, вымотались. Да… Будет абсолютно правильно, если вы сегодня переночуете у себя, – улыбнулась ему, посылая лучи «понимания и поддержки». – А я – у себя.

– Лара… Мне не хочется спать одному, – хрипло признался Влад и упрямо поджал губы.

«Больше никогда. Никогда не хочется спать одному! После той ночи… и утра… Не смей меня прогонять, я харпию в мыло загнал, пока сюда добирался, чтобы успеть до ночи!»

– Что? – я потрясла головой, понимая, что продолжение фразы просто выдумала.

– Что? – переспросил он.

– Знаете, я… я сегодня совсем не в том состоянии, чтобы…

«Ну что ты говоришь такое, птичка? Ты сегодня чудесна. Пахнешь невыносимыми купальными камешками. Что-то цветочное, сливочное. Вкусное. Спятить можно! Еще минуты две, и я сорвусь. Прижму тебя к себе и буду нюхать твои волосы. Стонать блаженно, хрипеть в ухо. Решишь, что обезумел, да?»

Рот Влада был плотно закрыт, хотя в ушах отчетливо слышался его голос.

Или не в ушах… а в голове.

– Я явно пересидела в библиотеке, – прошептала, потирая висок.

Отступила на шаг, выбираясь из прицела прозрачных глаз.

«Куда?! Лара, маленькая, не заставляй за тобой бегать… Возбужденный инстинкт охотника – совсем не то, что нам с тобой сегодня надо. Ты нежная, хрупкая, неопытная. Тебе наверняка не понравится, если я начну ловить. Хотя…»

Он придвинулся ближе, погружая в собственную тень. Плотную, ароматную. Яростно жаждущую меня.

«Стой… Дай понюхать… Ммм… Почему запах нельзя съесть? И почему женщина, когда нравится, пахнет так пьяняще, что по спине мурашки?»

– Я не…

«Ты «да». Да! Дышишь прерывисто, грудь под халатиком ходуном ходит… Еще какое «да». Просто сделай шаг навстречу, прижмись, как тогда, а дальше я сам. Все будет правильно. Хорошо будет. Только не убегай, прошу».

Я так часто моргала, что подняла вокруг нас небольшой ураганчик.

Это его мысли или мои? Горячие, жадные, они обжигали, туманили разум… Я, верно, спятила.

«Мне так это нравится, Лара. Все нравится. Как пылают твои щеки, как мокрые волосы прилипли к шее, как ткань халатика дрожит на плечах. С ума сводит. Я соскучился. Я… спятил на Рубежах. Ты моя, моя… Не смей убегать! Я имею право хотеть. И хочу. И буду. И… Эту ткань надо отодвинуть. А кожу под ней целовать. Тебе такое нравится, я же помню… Ты так робко стонешь, когда хорошо…»

Оцепенев, я стояла перед Владом и таращила на него глаза. Рот открывался и закрывался, не издавая звуков.

– Все хорошо, тэйра Хоул? – лицо сосредоточенное, каменное. Все эмоции заперты на замок.

Все плохо! Я растеряла остатки разума где-то между библиотекой и купальней…

«А вот мне кошмарно. Невыносимо. Иди на ручки, Лара. Я отнесу тебя в кровать, пока бед не натворил… Там мягко, удобно. Меня еще надолго хватит, до полуночи буду целовать».

– Со мной… странно. А с вами? На Рубежах точно не случилось ничего дурного?

«Да лучше бы случилось! Я же сейчас взорвусь, демоны меня задери. Халатик просвечивает. Сладкая девочка. Где мои коленки? Я ведь найду…»

Я опустила нервный взгляд на влажную ткань, облепившую тело. Проклятье!

«Еще немного поупрямишься – и мы устроимся вон на том письменном столике. А «Теория бытовых чар» и «Сатарская культура» переедут на пол. Или мы переедем… Нет, на ковре тебе будет страшно. Нельзя, чтобы страшно. Маленькая пугливая птичка. Чистенькая, нежная… Подоконник?»

Какой, к демонам, подоконник? Чужие мысли перевариванию не поддавались. Я думала, у меня каша в голове?

«Там хельмы драные… Ну и что, в самом деле? Потеснятся. И плевать, если будешь сопротивляться. Потом понравится. Я ведь все сделаю, чтобы понравилось… Стоило, конечно, душ принять, прежде чем вваливаться сюда. Это от меня так харпией несет? Бездна, и дорожной пылью… Кому такое понравится? Ты поэтому так морщишься?»