Нормально? Он меня сам повезёт сначала в ресторан, а потом домой? Рассчитывает остаться до утра, а завтра на работу отвезти? Звучит по-настоящему дико, но другого объяснения нет. Незачем мой Мерседес здесь оставлять. Если бы муж действительно хотел лишь поговорить, согласился бы поехать на моей машине, а сам вернулся за Кадиллаком на такси.
— Оля, я за тебя переживаю. Ты там одна. Ну не могу я так, солнце, — мужские руки внезапно обхватывают мою талию и разворачивают. — Ты не представляешь, как я раскаиваюсь. Без тебя я домой не вернусь...
— Так не возвращайся. Тебе есть куда пойти. Егор. Это не место для обсуждений. Вон там мои коллеги идут, отойди, пожалуйста, молча, — перевожу взгляд с улыбающейся Кристины и моего парнишки-продажника — они, видимо, вышли на пятиминутный перерыв, потому что у них свой график, рабочий день длиннее, чем у меня.
Муж поджимает губы, а на его лицо — и без того суровое — набегают тучи.
— Оля. Ты меня вообще не слушаешь. К себе не подпускаешь. Трубки не берешь. Может, так услышишь. Я просто прошу еще раз спокойно поговорить в людном месте, неужели это так много?! Я не хочу разводиться, я… — резко притягивает к себе, вбивая в своё тело, а я то ли не успела сгруппироваться, то ли в принципе неудачно стояла и перенапрягла мышцы от неожиданности, но этот рывок заставляет скорчиться от боли внизу живота и тихо вскрикнуть.
— Оля! Олечка, ты что, малыш?! Оля! — Егор не понимает, что происходит, но ко мне подбегает Кристина и начинает что-то говорить, а я не сразу улавливаю, что именно. Лишь слышу отголоски отдельных слов: «с ребёнком…», «к врачу…», «живот болит…?».
Усилием воли заставляю себя выпрямиться, облокотившись на супруга, и выдавить из себя, что все в порядке и уже прошло. И попросить Кристину оставить нас с мужем наедине.
Егор пораженно осматривает меня с головы до ног: взгляд его жадный, потрясённый, в нем начинают мелькать искорки радости.
— Нам нечего обсуждать. Мы развозимся. Точка.
— Оля… — Егор трепетно тянется и, затаив дыхание, округляет глаза.
Я пытаюсь поскорее сориентироваться, но не могу ничего придумать. Врать не имеет смысла: он в любом случае позже узнает о ребёнке, и тогда очередной скандал гарантирован.
— Ты беременна, малыш? — не верю в мягкость его взгляда. И трепетные интонации в голосе… нужно все-таки отложить этот разговор. — Оль, ну какой развод? Нас так сразу не разведут, ребёнок — это же серьезно, тебе поддержка нужна, отдых, — а до этого у нас несерьёзно было, ага. И поддержка и честность не нужны были. — Мы же с тобой мечтали об этом. Когда ты собиралась мне рассказать? Это же здорово. Настоящее чудо, — вопросы льются рекой.
Я знаю, что нельзя сейчас. Я прекрасно осознаю, что совершаю в этот момент ооочень большую ошибку, но я не хочу молчать. Потому что есть хоть и мизерная, но возможность, что он выпустит пар, а потом добровольно исчезнет из моей жизни. И оставит меня в покое навсегда. И я эту возможность не упущу.
Кошусь в сторону двери, отмечая, что возле неё уже никого нет. Отодвигаюсь и понижаю голос, переводя жесткий взгляд на лицо мужа.
— Егор. Чудо настоящее, но ты к нему не имеешь никакого отношения.
Его лицо распрямляет плечи, напрягается, в глазах недоумение. Неверие. А затем осознание и, наконец, неприкрытая ледяная ярость.
— Оля, — шаг вперёд, — немедленно скажи, что ты это ляпнула мне назло. Сейчас же, — светлые брови взмывают вверх, на широком лбу образуются глубокие складки. Моя рука внезапно оказывается в до боли мучительной хватке. Муж медленно тянет на себя. — Говори.