Рахгар свой ужин всегда запивает вином. О том, можно ли использовать средство с алкоголем тут не написано. Так что, для гарантированного результата вылью на глаз, сколько не жалко.

Времени у меня немного, так что я особо не растягиваю удовольствие. Шинкую травку, чикаю ножницами сушеную лягушачью спинку, щедро приправляю все это дело соком какого-то экзотического огурца — не по рецепту, а исключительно для красивого лилового цвета. Заливаю кружкой воды и ставлю в печь.

Далее — самый сложный момент. Разжечь огонь. Здесь это требуется делать дровами, а я с кострами на «вы» — не умею быстро разводить.

Мучаюсь минут десять.

Потом жду, пока закипит. Все время поглядываю в сторону лестницы, ожидая, что вот-вот появится кто-то из слуг и объявит, как долго меня ищет муж.

К счастью, никто так и не приходит.

Варево начинает булькать, дурно пахнуть и выпускать розовый дым. Морщусь, пока снимаю с огня.

Не жду, пока остынет, а разливаю черпаком по найденным в одном из ящичков шкафа флакончикам. Их надо бы помыть для начала, но любимому супругу и так сойдет. На фоне всего того, что я там намешала, немножечко пыли не так уж смертельно.

Когда дело сделано, гашу пламя, прячу в карман пару склянок, а остальные убираю на полку. Поправляю платье, волосы, а затем поднимаюсь на первый этаж.

Удивительно, меня никто не хватился. Видно Рахгару до наступления ночи я не интересна. Замечательно!

Иду в свою спальню, где переодеваюсь и привожу себя в порядок после поездки в бюро расследований и варки слабительного. Не забываю переложить флаконы и взять с собой булавки. Подумав, одну все же цепляю на воротник. Вторую решаю отнести Эйме.

Дэйран вручил мне их не просто так. Сделаю, как он сказал. Только, конечно же, объясню дочке, что это за вещица и как она действует.

Девочку нахожу в ее комнате.

Снова с растрепанными волосами. Она так сосредоточено корпит над листом бумаги, выводя красками какие-то узоры, что даже не замечает моего присутствия.

— Как ты, Эйма? — тихонько начинаю я, дабы не напугать.

Она все же вздрагивает, дергая кисточкой, отчего на бумагу падает темно-синяя капля. Задержав на ней взгляд, переводит его на меня.

— Нона дала мне задание — изобразить свой самый лучший день.

Я заинтересованно подхожу, заглядывая Эйме через плечо. И озадаченно хмурюсь. На рисунке ничего, кроме синих и фиолетовых загогулин, переплетающихся друг с другом.

— Мне ничего не приходит в голову, — вздыхает девочка, опережая мой вопрос. — Потому я просто трачу краски на ерунду.

Облегченно выдыхаю. Было бы жутко, скажи она, что тут нарисован поход в лес за грибами или поездка к бабушке.

Неужели у малышки нет ни одного счастливого воспоминания? Может и были, но со времен приюта, когда их с братом еще не разлучили. От этого становится печальнее, на самом деле. Ну, ничего, мы еще наштампуем радостных моментов столько, что не будет знать, какой выбрать для подобного задания!

А Нона эта, скверная тетка, не могла другое что-нибудь придумать? Видит же, как девочке не просто тут живется с такими родителями. И вообще, где ее носит? Разве урок не должен проходить в присутствии педагога?

— Отложи свое занятие, милая. У меня для тебя кое-что есть.

Она заинтересованно оборачивается, оставляя кисточку прямо на листе. Я раскрываю ладонь и показываю булавку с бусиной. Эйма внимательно ее рассматривает, а затем поднимает глаза.

— Это брошка?

Присматриваюсь к булавке, включая воображение. Ну, в принципе, из-за бусины действительно очень похоже на оригинальную брошь.

— Да. Но она с секретом.