Конечно, Яр не говорит ничего. Держит покер-фейс.

Только я шкурой чувствую проблемы.

Мне прописывают постельный режим. Я полна мрачной решимости – пусть будет, что будет, но я сделаю все, что зависит от меня.

Начинается самая трудная… Девятая неделя.

Девятая неделя, которая всегда заканчивалась неудачей, как бы не успокаивали врачи и какие бы не внушали надежды...

Первый день кошмара встречаю, грустно глядя в серый потолок.

Мне нужно пролежать семь дней почти без движения, надеясь на лучшее. Как не сойти с ума от страха? За окном начинается рассвет. Так паршиво, что хочется выть.

Со мной сидит медсестра.

Телефон мягко забрали и теперь связи с внешним миром нет вообще. На тумбе лежит стопка надоевших книг и журналов. Я не могу ничего делать. Испуганный мозг ни на чем не сосредотачивается. Лежу и со страхом прислушиваюсь к себе.

Шесть против одного.

Шесть!

И врач думает, я смогу поверить в хороший исход?

По щеке скатываются слезы, хотя я обещала не плакать. Но не могу. Повернув голову, смотрю в окно. Лето скоро закончится. Говорят, лето – маленькая жизнь. Интересно, смогу ли я доносить эту жизнь до того, как с деревьев полетят первые листья?

Я бы обрадовалась всему, что отвлекло б от мрачных мыслей. Можно вызвать медсестру и попросить поговорить со мной, принести успокоительные… Но напала такая апатия, что просто лежу, сгорая от страха. Но как ни странно, успокаивает мысль, что я ни на что не могу повлиять.

Хорошо, что хотя бы до девятой дошло. Раньше иногда и этого не было.

Первый и второй дни проходят, как обычно. К середине второй недели я еще напряжена. Однажды выкидыш случился на последнем дне девятой недели. Может быть, и в этот раз будет так же. Четвертый день без изменений… Пятый.

Вечером приходит Яр, приносит фрукты и пирожные.

Садится на место в изголовье.

– Так устала, – вздыхаю я. – Птицы детей себе высиживают, а я – вылеживаю. Может быть, вернешь мне телефон? Не на что отвлечься абсолютно.

– Нет, – улыбается он, и кивает на стопку книг. – Их читай.

Он словно боится, что его подруга позвонит снова. Или я узнаю другие какие-то нехорошие новости. Хочется спросить – а между вами правда все кончено, или она продолжает бесноваться. И не решаюсь. Не сейчас. Не на девятой неделе об этом думать.

– Как себя чувствуешь?

Сложный вопрос.

Физически более-менее, хотя выкидыш мне мерещился несколько раз на дню. Но внутри этот испепеляющий страх…

– Нормально… Но было бы лучше, если бы я могла на что-то отвлекаться.

– Нет, – отрезает Яр. – К следующей среде ты получишь телефон обратно.

Ага, к следующей среде, когда закончатся мои девять недель.

Живот пронзает боль, но, увлеченная разговором с Яром, я не сразу замечаю это... У меня болит живот? Замираю на полуслове.

– Что с тобой?

Прислушиваюсь к себе. Боли больше нет. Показалось?

– Н-ничего.

Паника разрастается внутри, как пожар, ее уже не остановить.

Шестое чувство подсказывает – нет, дорогая, тебе не кажется точно так же, как не казалось предыдущие шесть раз! Но надежда пытается заткнуть этот голос изо всех сил.

Я ощущаю влагу там, где ее не должно быть.

И в живот возвращается недвусмысленная боль. Так болеть может только в одном случае... Чуда не случилось. Распахнув глаза, я смотрю в потолок и пытаюсь сосредоточиться на ощущениях.

Это оно, сомнений нет!

– Карина! – зовет Яр.

– Я… Яр, – шепчу я. – У меня выкидыш.

Без лишних слов он вызывает медсестру и выходит в коридор:

– Врач!

Я даже дышать не решаюсь. Боюсь, безошибочно угадывая эти симптомы. Я переживала это шесть раз и в седьмой все начинается также.