– Тебе привезти чего-то? Чего-то хочешь?

Качаю головой.

– Ну, так нельзя, дорогая, – улыбается Яр. – Отсутствие желаний – первый шаг к депрессии. Давай ты подумаешь и скажешь что-нибудь этакое. Кумкват с южной стороны горы в гавайском шоколаде, например. Люблю невыполнимые задачи.

Я усмехаюсь против воли.

– Так уже лучше. Я тебя развеселил.

– Ты очень милый, – признаюсь я.

Раньше я думала, что хорошо зарабатывающие мужчины требовательные и злые, но оказалось, что таким был только мой мало зарабатывающий муж, весь в долгах за не взлетевшие проекты.

Яр не придирался по пустякам. Даже странно, что он мог потерять сына… Если сестра сказала правду.

– Яр, я хотела спросить… – и тут же прикусываю язык. Это непросто разговор, нельзя его начинать вот так, но слова сами срываются с языка. – Это правда, что ты потерял… кого-то?

В последний момент я одумалась.

Заменила слово «сын» на более безобидное с моей точки зрения. И прикусила язык. Потерял кого-то – даже звучит глупо. Я боюсь его задеть, боюсь, что он разозлится на вопрос…

В груди появляется холодок.

Но Яр легко улыбается в ответ. Так же невозмутимо, как и всегда.

– Мне пора, – мягко говорит он, и отворачивается.

Я не успела увидеть выражение глаз.

Вопреки всему хочется, чтобы он остался. Во мне хнычет маленькая девочка – посиди со мной, поговори со мной. Но я отпускаю руку. Мне неловко за себя…

С одной стороны, я понимаю, если это правда, то я смогу его понять. Пусть не на сто процентов, но я тоже много теряла. А с другой, боюсь, что сестра будет права.

Он сейчас так обходителен со мной, потому что я могу потерять малышей. Потом с такой легкостью, он может меня раскатать, как поезд, и забрать детей.

Я для него никто.

Он меня не любит, это точно.

И в сказки я – взрослая девочка – уже не верю.

Яр наклоняется и целует не в лоб, как раньше, а в губы, словно я его девушка. Поцелуй дает знать, что все не так просто. Дело не закончится тем, что он устроит нас с ребенком и уйдет в свою жизнь. Наши судьбы потихоньку сплетаются и связываются в одно.

На секунду он зависает после поцелуя. Рассматривает меня: я выгляжу, как сама драма – печальное лицо, грустное лицо.

– Я навещу тебя завтра, дорогая. Возьми, это тебе, – из дипломата он вынимает что-то маленькое, цветное…

Мне так интересно, что тянусь вперед.

– Что это? – пугаюсь я от внезапной догадки. – Это… Это что, распашонки?

Страх и тревога, возмущение просачиваются в голос так резко, что Яр останавливается.

– В чем дело? – не понимает он. – Это комбинезоны для твоих малышей.

Я разворачиваю нежную ткань и слезы сами льют из глаз.

– Зачем ты это сделал?! – спрашиваю я с болью в голосе, словно он не детскую вещь купил, а нечто ужасное.

Мну вещи в руках. Это одежда для новорожденных. Не розовые, не голубые – мы не знаем пол детей. Белые с яркой вышивкой, такие красивые, что дух захватывает.

– Я думал, тебя это обрадует. Это всего лишь одежда, дорогая.

– Ты знаешь, что это плохая примета? – выпаливаю я, и ору. – Нельзя ничего покупать ребенку заранее!

Я никогда не покупала вещи заранее.

Кроме первого раза.

Тогда, сделав тест и посетив врача, я не знала, что меня ждет, вся была в розовых мечтах. Была красивая весна, распускались цветы на клумбах. Воздух дышал солнцем и счастьем. Я была уверена, что все будет хорошо. Зашла в детский отдел в магазине и купила погремушку и распашонку. Недорогие, но я выбрала их с любовью.

Потом выбросила, когда случился первый выкидыш.

«Добрая» знакомая, которая была недостаточно доброй, сообщила, что не стоило ничего покупать заранее. Я как бы сглазила. Сама виновата. Не то, чтобы я сильно верила в приметы. Но после очередной потери стала дуть на воду, обжегшись на молоке.