– Сколько вы работали над этой статьей?

– Этот процесс всегда приблизительно одинаковый. Сначала приходят в голову какие-то вещи. Недели две сидишь, размышляешь – созревает идея статьи. Начинаешь собирать факты – на это уходит еще две-три недели. Потом за неделю можно оформить материал. Раньше же не писали, как сейчас: с первого раза – вкривь, вкось, с ошибками. Требовалась, чтобы была выверена каждая строчка, каждое слово. Поэтому пишешь, переписываешь, какие-то факты выбрасываешь, какие-то, наоборот, ищешь и добавляешь. Главное – в то время нельзя было соврать: люди читали грамотные.

Если я пишу в этой статье, например, о том, как революционеры принимали свои декреты, касавшиеся женщин, то не могу же это из пальца высосать. В «Комсомольской правде» была большая библиотека. Хочешь что-то найти – идешь туда, заказываешь литературу. Тебе приносят нужные материалы – садишься и начинаешь копаться, работать. Вот так делали статьи. По-другому не получалось.

Зато сейчас можно врать – и не поймешь, где правда, а где брехня. Меня это очень напрягает в интернете: чему верить, а чему нет? Чем еще хороши газеты: там не врут так беззастенчиво и нагло. А вот один известный телеканал недавно снова обещал конец света: к планете, мол, летит огромный астероид. 12-го числа готовьтесь помирать. Пришел этот день – и ничего. С кого спросить?

– При работе над статьей «Я люблю» вы выбрали тему самостоятельно или предварительно согласовали ее с редактором? Была ли в этом смысле свобода творчества?

– Когда ты еще молодой корреспондент и не понимаешь, о чем и как надо написать, с «этажа» тебе присылают тему. Или дают читательское письмо – разберись. Я так первую статью в центральной «Комсомолке» написал о дедовщине. И в итоге вообще стал первым, кто в Советском Союзе рассказал об этом явлении на страницах газеты. Называлась она «Однажды в кубрике». Потом было еще много статей. Но, став в начале 1990-х заведующим корреспондентской сетью, я как начальник получил больше свободы. В потогонной системе уже не работал: хочешь пиши – хочешь нет. И мог сам выбирать, какой темой заняться. У меня ведь все равно на душе свербило. Что это я сижу, как чиновник, с утра до вечера, и какой-то ерундой занимаюсь? То региональных корреспондентов погоняю, то строчки их считаю, то таскаю материалы на летучку и говорю: вот он, бедный сирота, ему детей кормить – поставьте его заметку в номер. Самому мне хотелось написать что-то стоящее, отличиться. А такую статью подготовить – не то же самое, что по заданию смотаться в Баку, Ереван или Таджикистан по конкретному инфоповоду. Поэтому сидишь, занимаешься осмыслением, в библиотеку ходишь. Выписываешь книги, разбираешься. И потихоньку-полегоньку собираешь материалы.

Так был написан целый цикл статей подобного типа: «Бедность», «Коррупция», «Жестокость», «Быль о правах», «Революция на экспорт», «В гостях хорошо? А дома плохо…», «Русский вопрос», «Великая автомобильная мечта» и другие. В то время это все было в новинку, и такие исследования шли на ура.

«Комсомольская правда» тогда выходила всего на четыре страницы. А только на «этаже» у нас пишущих работало 110 человек, и еще 40 – корреспонденты по всему миру. Существовала жесточайшая конкуренция, чтобы вообще на полосу попасть. А уж чтобы тебе ее целиком выделили – можно только мечтать. Но я вот нашел свою тему. (Вообще, каждый журналист должен это сделать.) И цикл статей возник исходя из простой вещи: на новом этапе надо было понять советскую действительность, уже по-другому ее осветить. Нам же как говорили: у нас коррупции нет, бедности – тоже. А эти публикации развенчивали такие представления. То есть впервые было сказано, что та же бедность все-таки есть. А почему? Потому что так у нас государство построено.