Купив цветов и фруктов, я решила прогуляться по городу. Старость – закат жизни. Меня всегда пугало это слово. А еще пугало большое количество свободного времени. Но я зря боялась. Несмотря на полную свободу действий, я стараюсь не тратить время зря. К тому же это так здорово – жить без инструкций и ограничений. Но иногда я впадаю в ступор и тогда вспоминаю свою первую должность и первую работу. Помню хмурую осень в провинции и грустный шелест опавших листьев по дороге на службу. Тогда день выхода на заслуженный отдых, от которого меня отделял промежуток времени вдвое дольше, чем вся предыдущая жизнь, казался мне нереальным, как смерть. И вот я на пенсии. В моей жизни были и другие важные периоды, но их границы представляются мне смутными и размытыми. А день выхода на пенсию я не забуду никогда.

Я вернулась домой, села за свой стол, но не работала, даже это радостное утро показалось мне скучным. Около часа дня я решила накрыть на стол. До этого есть совсем не хотелось. Наша кухня была точь-в-точь похожа на бабушкину. Мне резко захотелось снова увидеть Мийи. Сразу вспомнилась бабушкина кухня с большим обеденным столом и лавками, медной посудой, балочным потолком. Только у нас вместо чугунной плиты стояла газовая, а еще – холодильник «Фриджидер». (Интересно, когда холодильники этой марки впервые появились во Франции? Я купила его десять лет назад, но тогда они уже были широко распространены. Когда же их впервые завезли сюда? До войны? Или сразу после нее? Это одна из тех вещей, которые я не могу вспомнить.)

Андре вернулся поздно. Выходя из лаборатории, он предупредил меня, что сегодня участвует в совещании по поводу забастовок. Я спросила:

– Как все прошло?

– Мы разработали новый манифест. Но я не питаю иллюзий по поводу него. Он не будет иметь большего влияния, чем предыдущие. Французам на все плевать. На угрозу войны, на ядерную бомбу, в целом – на все. Порой мне хочется все бросить и уехать куда-нибудь подальше – на Кубу или в Мали, например. В самом деле, это моя мечта. Возможно, там я наконец принесу пользу обществу.

– Ты больше не сможешь работать.

– Но я не сильно расстроюсь от этого.

Я поставила на стол салат, ветчину, сыр и фрукты.

– Ты и правда не знаешь, что делать? Это какой-то замкнутый круг.

– Да, бесконечный бег по кругу.

– Хочешь сдаться?

– Ты просто не понимаешь.

Он часто говорит мне, что его коллеги фонтанируют новыми идеями, а он сам уже слишком стар, чтобы что-либо изобретать. Но я не верю ему.

– Понятно! Вот о чем ты думаешь, – сказала я. – Нет, ни за что не поверю.

– И напрасно. Последний раз мне приходили в голову интересные мысли пятнадцать лет назад.

Пятнадцать лет назад. Самый длительный творческий кризис. Но на данном этапе ему, вероятно, нужно сделать паузу, чтобы найти новый источник вдохновения. Мне вспоминаются стихи Валери:

В каждом атоме молчанья —
Обещанье стать плодом![7]

И это медленное созревание порой приносит неожиданные плоды. Это еще не конец, это всего лишь захватывающее приключение, в котором я главная героиня: сомнения, неудачи, томительное ожидание, а потом – проблеск света, надежда и обретение истины; после недель и месяцев тревоги – успех и ликование. Я мало что понимала в работе Андре, но моя упрямая уверенность была большой поддержкой для него. Я по-прежнему в него верю. Почему же я больше не говорю ему об этом? Я боюсь самой мысли о том, что больше никогда не увижу в его глазах бурную радость от нового открытия. Я сказала ему:

– Возможно, у тебя скоро откроется второе дыхание.