– И чем мы теперь займемся? – спросила я.

– Мы говорили о замках Во и Бланди.

– Ты и правда хочешь туда поехать?

– Почему бы нет?

Ему было все равно, как и мне, но никто из нас не осмеливался высказать это вслух. Интересно, о чем он думал, пока мы ехали по усыпанной листьями дороге? О пустыне своего будущего? Я не могла последовать за ним. Я чувствовала, что он одинок рядом со мной. Я тоже была одинока. Филипп несколько раз звонил мне. Я вешала трубку, услышав его голос. Я задумалась. Возможно, я слишком требовательна к нему? А Андре – слишком спокоен и снисходителен? Вдруг Андре переживает именно из-за этого расхождения? Я бы хотела обсудить это с ним, но боялась вновь спровоцировать ссору.

Замки Во и Бланди – мы выполнили свою программу. Мы говорили: «Я помню, я не помню, башни великолепны…» Но просто смотреть на камни в каком-то смысле глупо. Архитектура должна вызывать в памяти какой-то личный опыт. А я смотрела и видела лишь бессмысленную груду камней.

Этот день нас не сблизил. Когда мы возвращались в Париж, я поняла, что мы оба разочарованы и еще больше отдалились друг от друга. Мне казалось, что мы больше никогда не будем разговаривать друг с другом. Значит, нам и правда больше не о чем говорить? В порыве гнева мне казалось, что мы обречены на молчание и одиночество, так ли это? Это действительно правда, которую я не замечала из-за упрямства и глупого оптимизма? «Мы должны собраться с духом и все выяснить, – подумала я, ложась спать. – Завтра утром поговорим. Если мы не помирились, значит, наша ссора – лишь следствие, а не причина. Нужно вернуться к истокам. Например, нужно спокойно поговорить о Филиппе, чтобы эта тема больше не была запретной для нас. Иначе все будет напрасно».

Я наливала чай, думая, как же начать разговор. Андре меня опередил:

– Знаешь, что я решил? Я хочу немедленно уехать в Вильнёв. Там я отдохну лучше, чем в Париже.

Вот какой вывод он сделал из нашей неудавшейся поездки: вместо того чтобы решить проблему, он решил сбежать от нее! Он иногда ездит к матери на несколько дней без меня, потому что очень близок с ней. Но сейчас он просто не хочет оставаться со мной наедине. Мне было очень больно.

– Отличная идея, – сухо ответила я. – Твоя мама очень обрадуется. Можешь ехать.

Он тихо спросил:

– А ты?

– Ты прекрасно знаешь, что я хочу немного побыть в Париже. Я приеду чуть позже.

– Как хочешь.

Я бы в любом случае осталась: мне хотелось поработать и посмотреть, как примут мою книгу, а еще обсудить ее с друзьями. Но меня смущало, что он не стал настаивать. Я холодно спросила:

– Когда ты хочешь ехать?

– Не знаю, скоро. Здесь мне делать нечего.

– Скоро – это послезавтра?

– Или завтра утром.

Значит, мы расстаемся на пятнадцать дней. Раньше он никогда не оставлял меня одну больше чем на три-четыре дня, разве что во время конференций. Неужели он так ненавидит меня? Он должен был поговорить со мной, а не убегать. Он еще никогда не избегал меня. Я могла объяснить его поступок только одной причиной, всегда неизменной: он стареет. Я с раздражением подумала: «Пусть уезжает на все четыре стороны». И конечно же, не собиралась его удерживать.

Мы договорились, что он поедет на машине. Он провел весь день в гараже, работал, звонил по телефону, прощался с коллегами. Я почти не видела его. На следующий день, когда он сел в машину, мы обменялись поцелуями и улыбками. Я вернулась в библиотеку, ошеломленная свалившимся на меня одиночеством. У меня сложилось впечатление, что Андре, уехав без меня, решил меня наказать. Или просто избавиться от меня.