Я снова встала и прошла еще немного. «Что делать?» – ошеломленно думала я. Допустим, мы помиримся. И по-прежнему будем вместе, только вдвоем. Тогда мне придется простить его и проглотить свою горькую обиду – обиду, которая не забывается. Мне становилось не по себе от одной мысли о том, что когда-нибудь мне придется простить его.

Вернувшись домой, я увидела на столе записку: «Ушел в кино». Я толкнула дверь в нашу спальню. На кровати лежала пижама Андре, на полу – мокасины, его домашняя обувь, трубка и пачка табака, а на прикроватной тумбочке – лекарства от гипертонии. Я на мгновение снова остро ощутила его отсутствие, как будто он умер после тяжелой болезни или отправился в ссылку; разбросанные повсюду вещи напоминали о нем. На глаза навернулись слезы. Я выпила снотворное и уснула.

Утром, когда я проснулась, он лежал, свернувшись калачиком, у самой стены. Я отвернулась. Видеть его не хотелось. На душе холодно и тоскливо, как в темной заброшенной часовне. Его тапочки и трубка больше не пробуждали во мне воспоминаний о человеке, который был мне так дорог. Они лишь напоминали мне о том, что мы с Андре стали чужими, хоть и живем под одной крышей. Мы дошли до абсурда: гнев, порожденный любовью, уничтожил ее.

Я не заговаривала с ним; пока он пил чай в библиотеке, я была в своей комнате. Перед уходом он спросил:

– Может, поговорим?

– Нет, не хочу.

Нам было не о чем разговаривать. Моя душа разрывалась от гнева и боли, а сердце бешено билось от горькой обиды. Слова бы только ухудшили мое состояние.

Но все равно весь день я думала об Андре. Порой у меня в голове мелькали какие-то странные мысли. Как при сотрясении мозга, когда темнеет в глазах и мир начинает раздваиваться. Ты видишь два образа и не можешь понять, какой из них – настоящий, а какой – лишь отражение реальности. Так и у Андре было два разных лица – прошлое и настоящее. Мне казалось, что все происходящее между нами – не более, чем дурной сон. Сон или мираж. Он так не поступал, и я так не реагировала, да и сама эта история произошла с кем-то другим. А может, сном было наше прошлое и я зря так доверяла Андре. Наконец в голове прояснилось, и я поняла, что все это – обман, иллюзия. А правда – в том, что он изменился. Стал старше. Он стал по-другому смотреть на вещи. Раньше его бы возмутило поведение Филиппа, но теперь он спокойно отнесся к его предательству. Прежний Андре не стал бы лгать мне и интриговать у меня за спиной. Он перестал быть идеалистом и стал проще относиться к моральным принципам. Что же будет дальше? Он вообще перестанет считаться со мной. Но я не хочу этого. Я не хочу становиться «мудрой» и «снисходительной», не хочу жить по инерции, закрыв свои чувства на ключ, – не хочу чувствовать дыхание приближающейся смерти. Еще рано, очень рано.

В тот день вышла первая рецензия на мою книгу. Лантье обвинил меня в пересказе чужих идей. Этот старый дурак меня ненавидит; не стоит обращать на него внимание. Но я была не в духе, поэтому ужасно разозлилась. Вот бы обсудить это с Андре! Но тогда с ним придется мириться. Нет, не сейчас.

– Я закрыл лабораторию, – с улыбкой сказал он мне в тот вечер. – Мы можем в любой день уехать в Вильнёв и Италию.

– Мы же уже решили, что проведем этот месяц в Париже, – сухо ответила я.

– Ты ведь могла и передумать.

– Но не передумала.

Андре наклонился ко мне:

– Теперь ты всегда будешь так холодна со мной?

– Боюсь, что да.

– Ты не права. Не надо делать из мухи слона.

– Каждый судит по себе.

– Это же абсурд. Ты всегда совершаешь одну и ту же ошибку. Сначала надеешься на лучшее, обманывая саму себя, а потом, столкнувшись с суровой действительностью, опускаешь руки или начинаешь рвать и метать. Ты злишься на нас с Филиппом, потому что в свое время ты переоценила его возможности.