– Разрешите представиться! Чарльз Кутельский! Прибыл для дальнейшего несения службы! – затараторил молодой человек. – Ваш новый пилот! Временный…

Юноша вздохнул. А уж как вздохнул Абуладзе! Во всю мощь легких. С неимоверным облегчением. «Пилот… Временный… Не спалился! Пронесло!» Геолог обернулся к новому напарнику:

– Александрович – слишком длинно. Можно просто Саныч.

Пилот кивнул, а Лев Саныч продолжил:

– Поздравляю вас, Чарли.

– С чем?

Геолог указал рукой на шлюз. Дверь тут же открылась, и на ступеньках возникла растерянная девушка, опоздавшая на шаттл. В руках она нервно теребила оставленное кем-то полотенце. Девушка спустилась на платформу, дважды обернулась, как будто не верила, что шаттл улетел. Мужчины глубокомысленно молчали. Девушка приблизилась к своему парню и выразительно посмотрела ему прямо в глаза. С упреком и страданием. Но ничего не сказала. Лишь ее грудь часто вздымалась, словно она пробежала стометровку. Потом она протянула геологу руку.

– Моника. Моника Витовв.

– С двумя «ф» на конце? – поинтересовался Абуладзе.

– Нет. С двумя «в»…

– Но, Моника! Я не мог знать, что ты опоздаешь! – воскликнул Кутельский.

– Знал! Все ты знал! Специально так сделал. И не называй меня милой!

В голосе ее звучали капризные нотки, но она быстро взяла себя в руки и коротко бросила геологу:

– Куда? Мне?

«Опаньки, у меня появились шансы! – вместо того, чтобы ответить Монике, Лев Саныч рассматривал ее в упор, ничуть не стесняясь. – М-да. Спальню ей придется уступить. Тут уж хошь не хошь, а придется погалантничать».

Девушка покраснела и опустила глаза. Лев Саныч почесал босую ногу об икру, с деланным сожалением вздохнул.

– Идите за мной.

Он направился к домику геостанции. Похолодало.

Вонь сгоревшего топлива медленно таяла в сгущавшемся тумане, окончательно стирая воспоминания об улетевшем шаттле. Три человека на планете, на непонятной, лишь поверхностно изученной Салактионе. Три чуждых этому миру существа, которым теперь предстояло выстраивать отношения между собой.

Здание геостанции было вполне себе стандартным. Такие компания штамповала на всех планетах, которые осваивала.

Однако здесь оно напоминало самого Абуладзе. Нет, ни грузным, ни кривоногим домик геостанции не был. Дело касалось не внешнего вида строения, а его ауры, духа, на которые наложила отпечаток личность хозяина.

Что-то едва уловимое и неосязаемое в стенах и крыше словно бы говорило: «Гляньте-ка на меня! Я тоже – Абуладзе».

Геолог распахнул дверь. За ней находился склад. Два ряда стеллажей с коробками, тюками, приборами образовали коридор. Вторые и третьи ряды стеллажей по обе стороны местами пустовали, а полки были заполнены образцами породы, колбами и пробирками. Освещения не хватало.

Абуладзе провел новых знакомых по этому проходу в жилую зону, где крохотная кухня пахла не едой, а химикатами. Та еще обстановочка. Холостяцкая, можно сказать. Круглые иллюминаторы под потолком. Медицинский сканер у левой стены – кушетка на колесах с томографом в изголовье, а между ним и стальным холодильником приоткрытая дверь, ведущая в темный коридор.

Лев Саныч повернул один из выключателей рядом с дверью и добавил света.

Плита, кофеварка и кухонный комбайн – все подходящие горизонтальные поверхности были заставлены немытой посудой, грязными колбами, усыпаны каменными крошками и песком. Зона рабочего кабинета геолога начиналась прямо посреди кухни: рыжее кожаное кресло уживалось с небрежно сколоченной из поленьев подставкой для ног. Клавиатура мерцала голограммами букв в кресле, на широком рабочем столе ученого ей не хватило места. Открытые справочники, стопки книг, планшет, клубки проводов, вездесущие колбы, соединенные трубками, тиски, россыпь слесарных и столярных инструментов – заваленный всем необходимым для исследований стол был повернут боком к кухне и лицом к правой стене на расстояние, достаточное для прохода. От стола до потолка на правой стене крепился трехметровой ширины монохромный экран, на котором светилось развернутое в плоскость изображение Салактионы-1, испещренное пометками.