– Ниче се! – Моника по-детски наивно распахнула глаза.

Кутельского богатства геолога не зацепили, преданными щенячьими глазами пилот смотрел на девушку и впитывал ее восторг.

Абуладзе отыскал среди сушившихся на крюках тряпок фартук и вручил его Монике. Полотенце отобрал.

– Что это? – Моника повертела фартук в руках.

– Тест на профпригодность! – буркнул геолог. – А я приготовлю вам комнаты.

Нахмурившись для пущей солидности, Лев Саныч отправился к стеллажам искать постельное белье.

Моника задумчиво осмотрела фартук, расправила, отыскала прорезь для головы, надела и беспомощно захлопала себя по бокам в поисках завязок.

– А завязок-то и нету, – геолог прошел мимо молодых людей со стопкой простыней в руках, – На кой они сдались? Ежели на узел завяжутся, кто мне его развязывать-то будет?

Абуладзе прижал простыни подбородком и ухитрился потянуть дверь на себя. За ней был микроскопический холл: прямо – санузел и две спальни по бокам.

Сам Лев Саныч решил ночевать в лаборатории.

Когда он исполнил обязанности горничной и спустя полчаса вышел из душевой, то стал свидетелем душераздирающей сцены. В наполненной чадом кухоньке Моника кормила с рук своего пилота. Слезы стояли в глазах Чарли, но он покорно жевал печенье. Помирившиеся влюбленные перемазались мукой с ног до головы, чему геолог усмехнулся.

– Ну как? – Лев Саныч обратился к юноше. – Наша гостья тест прошла?

– Тест? – бушующие гормоны ударили Чарли Кутельскому в голову и мешали соображать. – Какой тест?

– Меня мама научила печь печенье! – радостно возвестила Моника.

Пилот пришел в себя и бережно кончиком пальца начал счищать муку со смуглой щеки девушки. А так как руки у него были в муке, то личико Моники стало выглядеть совсем по-детски.

– Так точно! Одна сторона чуть-чуть подгорела, но ее можно не есть!

Чарли протянул Льву Санычу блюдо с печеньем, наткнулся на укоризненный взгляд девушки и покраснел.

Геолог откусил печенье, благодарно кивнул. Включил кофейник, осмотрел потолок.

– Пожарка отключена! Энергию экономлю. А в целом да. Отлично, хорошо, даже удовлетворительно. Спасибо. Вы же не будете сейчас спать?

Вопрос был риторическим. Абуладзе плюхнулся в кресло, вытянул босые ноги, пошевелил пальцами. Теперь все, как загипнотизированные, смотрели только на них.

– Так-с. Сутки здесь всего на два часа длиннее земных, распорядок дня стандартный. Когда вторая Салактиона убирается на ту сторону, у нас – день, полеты, полевые исследования и работы на станции. Я спать восемь часов уже не могу, потому по ночам тоже работаю.

Лев Саныч сделал паузу, хозяйским взглядом осмотрел лабораторию.

– Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет!

Никаких стульев в лаборатории не было и в помине. Моника и Кутельский беспомощно огляделись.

Лев Саныч хлопнул себя по лбу и без обиняков перешел с Кутельским на «ты».

– Сгоняй, с улицы притащи.

Пока Чарли ходил за стульями, Лев Саныч маленькими глоточками пил кофе и с удовольствием разглядывал Монику. На девушке по-прежнему был фартук, и геолог фантазировал на тему: «А как она будет смотреться в одном только фартуке?»

Моника медленно ходила по проходу вдоль экрана, изучая изображение Салактионы. Ее кофе остывал.

Кутельский поставил свой стул рядом с креслом геолога, подчеркивая, что он второй по званию на планете.

– Не знал, что такие экраны еще существуют. Монохромные.

– Зато батареи хватает на 21 день, а в цветном режиме – только на 8 часов. У меня тут, Чарли, нет атомного реактора. Только солнечные панели.

Молодежь продолжала пялиться на экран. Абуладзе сделал еще глоток и продолжил: