Когда Юра думал о «попрощаться», в нём всё протестующе восставало. Он совсем не желал прощаться, и, если бы был шанс, сказав правду, продолжать встречаться с Соней, он бы сказал, не колеблясь. Однако Юра ощущал интуитивно, что его единственный шанс общаться с Соней — ложь. Иначе никак.

Значит, следует продолжить лгать?..

Так ничего и не решив, Юра вышел из ванной и направился на кухню, где Соня уже сидела за столом и пила кофе. Прямо перед ней стояла тарелка с двумя куриными яйцами, рядом лежал бутерброд с сыром. Юра повёл носом: пахло на кухне замечательно — кофе и тёплым хлебом. Этот запах вызвал у парня такое слюнотечение, что Юра моментально забыл собственные душевные метания, сел за стол и с энтузиазмом схватился за свою чашку с кофе.

— Осторожно, горячий, — произнесла Соня, и Юра остановился, так и не донеся напиток до рта. — И там нет сахара. Я же не знала, какой кофе ты любишь. И сливок тоже нет. Вот, если нужно, сахар и сливки.

— Ты права, — улыбнулся Юра, взял ложку и добавил сахар в свою чашку. — Я действительно не пью горький кофе. А вот сливки… Могу с ними, могу без — неважно. А ты какой кофе любишь?

— Сладкий. Со сливками или молоком, — ответила Соня, взяв в ладонь яйцо. Постучала по нему ложкой и начала чистить. — Там на сковороде такой же бутерброд, как у меня. Я разогрела хлеб и положила сыр, чтобы он растаял. Возьми, если любишь такие бутерброды.

— Конечно, люблю! — восхитился Юра, улыбаясь шире. — Какой же мужик не любит бутерброды! Лучше, правда, с колбасой, но и с сыром тоже ничего.

Ему показалось, что на лице Сони появилась тень улыбки. Нет, не сама улыбка — только её преддверие. Потеплевшие глаза и немного приподнятые уголки губ. Может, показалось, конечно… Так или иначе, но Сонино лицо преобразилось, став менее холодно-равнодушным.

— Какой же ты мужик, — сказала она тем не менее спокойно, совсем не шутливым тоном. — Ты ещё молодой совсем парень. Институт-то хоть закончил?

— Конечно, — кивнул Юра, даже слегка обидевшись. — Мне уже двадцать три.

— Надо же. Я думала меньше.

Он взял со сковородки всё ещё горячий бутерброд — сыр на хлебе расплавился и аппетитно свисал с краёв — и, садясь обратно на табуретку, поинтересовался, стараясь говорить нарочито равнодушным голосом:

— А тебе сколько, Соня?

Едва не упал, услышав невозмутимый ответ.

— Тридцать три.

Вскинул изумлённый взгляд, изучая лицо девушки. Десять лет разницы… Нет, такого Юра не ожидал.

Но теперь, глядя на Соню при утреннем свете, а не в вечернем полумраке или при электрической лампочке, Юра замечал то, что не видел накануне.

Соня действительно была скорее «женщиной», а не «девушкой», но Юра всё равно не смог бы назвать её так. Несмотря на то, что теперь понял — она выглядела на свой возраст, наверное, потому что была явно очень уставшей, с синяками под глазами и взглядом, полным грусти.

Просто Соня по-прежнему ему безумно нравилась.

— Послушай… — вдруг начала говорить она, когда Юра, пытаясь скрыть смущение, откусил от бутерброда и чуть сразу не выплюнул откушенный кусок — настолько горячим оказалась сторона, которой хлеб лежал на сковороде. — Я хотела сказать насчёт комнаты…

— Я заплачу сегодня же, — перебил Соню Юра, ощутив не иначе чем пятой точкой, что девушка хочет всё отменить. — Могу даже сейчас тебе на карту перевести, только номер скажи.

Соня вздохнула, закусила губу, явно раздумывая, а потом с неохотой пробормотала:

— Ладно, я всё-таки обещала. Но вот что, давай договоримся — ты будешь искать для себя другую комнату. И максимум через три месяца съедешь.