– Бабуль, я перезвоню…

Сердце сжалось, а пальцы стали искать в телефонной книжке номер подруги. Чёрт! Что я наделала? Заигралась и подругу подставила. Жарюсь на летнем солнце, даже не задумываясь, почему она не отвечает. И Ростова, гадина такая, молчит!

– Алло, – тихо прошептала Катя после пятого гудка.

– Ты почему мне не позвонила? – взвизгнула я так, что загорающие стали оборачиваться на нарушительницу тишины.

– Зачем? Ты тут причём? Дело в нём! Не верит! – закричала в трубку подруга, выпуская всю боль, что кипела в ней. – Знаешь, как он смотрел на меня? Как на шкуру последнюю. Пусть теперь локти кусает, придурок!

– Катя, дай мне номер Царева! Я всё ему расскажу.

– Не дам! – ещё громче закричала подруга и отключилась.

Так… Кому звонить? Некому… Поэтому я вскочила, быстро собрала вещи и окликнула сына.

– Миша, нам пора!

– Куда, мам? На обед?

– Да, а потом мы возвращаемся домой. Бабуля соскучилась по тебе.

Не могла я Ростову подставить, если бы не она, то сдохла бы. Обязана ей по гроб жизни, от того и мчалась как сумасшедшая в сторону отеля, осаждая колл-центр авиакомпании, пытаясь поменять обратный билет.

Катерина из тех, кто всегда рядом. Молчит, вопросов не задает, а лишь за руку держит. Благодаря ей я сдала выпускные экзамены в школе, благодаря ей поступила в универ. Именно она помогала бабушке справляться с Мироном, прибегала после школы и отпускала бабушку. Катька забирала его из садика, когда я задерживалась, Катька орала громче всех, когда я с трясущимися руками получала красный диплом…

***

«– Ты дура, Ольга, – шептала мама, перебирая мои слипшиеся от крови волосы. – Ты не знаешь себе цены, потому что маленькая, дурная. Запомни, что продавать себя надо дорого и наверняка. Чтобы жить красиво и счастливо. Поняла?

Я жмурилась, сдерживая накатывающую тошноту. Хотелось заорать и запретить ей трогать мои волосы. Голова была перебинтована, а длинные спутавшиеся локоны были покрыты засохшейся кровью. Мама кривила накрашенные губы от отвращения, но разбирала их, чтобы избавиться от беспорядка на моей голове. Не волновала её моя боль, лишь волосы бесили. Дёргала пряди, тревожа швы, что дико ныли под тугой повязкой, шерудила маленькой расчёской всё сильнее и сильнее.

– Ты жизнь свою испортила, Ольга. У тебя выпускной на носу, репетитор оплачен. Ты же хочешь поступить на химфак? – этот вопрос был, скорее, риторический, а главное – её не волновал мой ответ. – Ещё не поздно всё исправить. Я позабочусь об этом, не переживай, дочь. Как вовремя мне твоя подруга Настя рассказала о твоём увлечении. Но не переживай. Я знаю, как быть дальше.

Я отрицательно замотала головой, причиняя себе ещё большую боль. Вдруг стало всё равно по отношению к ней и к своему будущему. Знала лишь то, что никогда не буду делать так, как она того хочет.

– Нет, ты будешь делать, как я скажу! Матери всегда виднее, что лучше для её ребёнка! Запомни, Ольга, никто не знает, а я знаю. Слушай меня, и всё в твоей жизни хорошо будет. Любовь – не главное. Да и какая любовь может быть, ты же ещё ребёнок? Какая любовь? Не смеши меня. К тому же с этим отбросом, – она поднялась, поправила строгое чёрное платье и стала рыться в моих вещах, что висели на деревянной спинке стула. Успокоилась, только когда нашла телефон. – Пока ты живёшь в моём доме, пока находишься под моей опекой, ты будешь делать так, как я скажу! А если я ещё раз увижу этого ублюдка, напишу заявление…

***

Катя… Я всё исправлю!

12. Глава 11.

Я еле дождалась утра. Расхаживала по кухне, нервируя Алечку, что уже вовсю пекла оладушки для внука. А как только дверь на веранду Катиного дома распахнулась, и выплыла Любовь Григорьевна, я выпрыгнула из окна и, преодолев забор, влетела по ступенькам.