– И даже кем буду? – усмехнулся Костя.
– Конечно. Собственно, будущее и состоит из наших сегодняшних решений… Кем мы войдем в будущее, с кем мы туда войдем, от кого откажемся, через кого переступим… Это происходит каждый день. Со всеми, Костя, со всеми… Сегодня я попал под колеса. Завтра попадет кто-то другой. И на каждый день требуется мужество. И каждый день приходится чем-то жертвовать. Мы не приобретаем, нет, мы каждый день от чего-то отказываемся. Расстаться с женщиной, отказать отцу, помочь другу… Ничто не дается легко. Да, я оказался в преступниках… Я спасаюсь. Чего проще – пойти и сказать: виноват, судите. Суд разрушит мою жизнь, но ничего не добавит к наказанию… Меня посадят только для того, чтобы другим неповадно было. В назидание. Я уже наказан, и никакой приговор не ударит меня сильнее, чем эта вот ночка.
– Значит, если я возьму на себя наезд – хорошим буду, не возьму – плохим, да?
– Нет, Костя… Ты в любом случае останешься хорошим. Так что спи спокойно. Да, путевку я тебе оформлю завтра утром, поездка будет вполне законна. Причину придумаем, это несложно. Тебе даже пальцем никто не погрозит. Ты чист. Ты чист и непорочен, Костя. Иди, я оторвал тебя от ужина. Приятного аппетита.
Анатолий вышел из беседки и, не разбирая дороги, зашагал по проезжей части в сторону слабого сияния, висевшего над домами.
Через пятнадцать минут его догнал таксист.
Улицы были пустынными, редкие фонари почти не освещали дороги, из-под колес летели брызги, шины влажно шуршали по лужам. Запахнувшись в промокший плащ, Анатолий неотрывно смотрел на дорогу. Иногда он невнятно бормотал что-то, и водитель косился на него не то опасливо, не то усмешливо.
– Я смотрю, досталось тебе сегодня, парень, – обронил он.
– Досталось, – кивнул Анатолий. – Сильней не бывает.
– Женщина?
– Наверно, все-таки женщина… Хотя и мужики руки приложили. А с чего ты взял?
– Ну как… Ночь, дождь, такси, сам вроде трезвый… Да и едем на Садовую… Похоже, к женскому общежитию… А?
– Да, у входа остановишься. Подождешь?
– Подожду… Возить в третьем часу все равно некого, а счетчик будет работать.
– Я быстро, – сказал Анатолий, выходя.
Быстро не получилось. Пришлось долго стучать в запертые двери подъезда, подходить к окнам, возвращаться. Наконец в полумраке вестибюля показался вахтер. Он с подозрением всматривался в темноту, колебался, вредничал, не торопясь открывать двери, прикидывался, что не понимает, чего от него хотят.
– Открой, батя! Важное дело.
– Какое дело?
– Преступление! – гаркнул Анатолий, потеряв терпение, надеясь хоть этим словом расшевелить подозрительного старика. – Убийство! – Громыхнули запоры, и дверь открылась. – В двести шестнадцатой живет Татьяна Николаева. Позовите ее, пожалуйста. Она знает, что я должен прийти.
– Это которая недавно пришла?
– Она самая. Еще не спит, наверно.
– Что же мне, вот так всю ночь и шастать по этажам? – начал было ворчать вахтер, но Анатолий перебил его:
– Хорошо, я сам схожу.
– Сиди! – строго приказал старик. – А то еще за тобой придется идти… Попробуй потом вытащи тебя из комнаты… Знаем, насмотрены, наслышаны… Вас только пусти, вам только дай волю…
Анатолий сел в продавленное кресло. Однако ждать не пришлось. Через несколько минут спустилась Татьяна. Увидев Анатолия, она подошла, присела рядом в такое же кресло.
– А знаешь, тебе в халатике куда лучше, чем в этих ресторанных нарядах, – сказал Анатолий.
– Спасибо. Что-нибудь случилось?
– Так… Кое-что… Человека сшиб.
– Да? – переспросила Таня. – И что же?
– Да вот не знаю, как дальше быть… Подумал, может, ты подскажешь.