Но разводиться Евгений не считал возможным. Его слишком многое связывало с женой, в том числе материальная составляющая жизни. Недаром тетка Евгения почитала Алену Михайловну за свою.

— Наша, наша, — одобрительно кивала старая еврейка, наблюдая за женой племянника.

Да уж, такая своего не упустит. Ссориться себе дороже выйдет.

У Вадима с тестем гораздо больше общего, чем кажется на первый взгляд. Да, Вадим с трудом терпит жену и тёщу. Теперь уже невозможно вообразить, что когда-то он до одури был влюблен в свою милую Юлю. Вадим не строил иллюзий и знал, что в семье жены его никто не жалует, но он счастливо жил в браке. До момента, когда его семья оказалась в зависимости. Чем крепче росло осознание того, как он унижен, тем сильнее росла и расцветала на этой благодатной почве ненависть Вадима к жене. Юля перестала казаться ему самой красивой, и он стал смотреть на других женщин.

Подобно тестю, Вадим возложил на плечи крест в виде жены и тещи. Знал ли его маленький сын Арсений, что оба его взрослых родственника несут ради него почти непосильное бремя? Хотелось бы верить, что не знал. Ведь Евгений Левин и Вадим, как им казалось, делали все, чтобы он рос в неведении.

Вадим верил, что под конец также сляжет с инсультом. Его пугала такая перспектива, но он примирился с ней. Однако он, видно, сляжет намного быстрее тестя, ведь у него ко всему прочему еще есть брат Саша.

Вспомнив о нем, Вадим чуть не врезался в ограждение. По правде сказать, он считал брата виновным во всех своих жизненных бедах.

Да, во всем виноват Саша. И эта стерва Лидия. Но Вадим не питал к ней такой ненависти, как к брату. Она была никем, просто случайной женщиной. Засела наростом в сердце братьев, подобно раковой опухоли, аналогично болезни, не спрашивая и не думая, нужна ли она своей жертве, и не ведая, что такое жалость. Но Саша-то... Павел как-никак был ему братом.

Павел... Вадим горестно вздохнул, а на выдохе перед глазами предстал любимый брат с гитарой в руках. Они часто собирались всей семьёй на кухне, Павел играл на гитаре и пел песни, ставшие в семье своими, родными. Даже мать выходила послушать. Даже Саша в эти минуты становился странно задумчив. И вот никогда этого больше не будет. А Павел не успел научить Вадима играть на гитаре, чтоб он продолжил традицию. И стоило ли ее продолжать? Нет в семье больше единства и целостности. Каждый отныне сам за себя.

Теперь Саша приезжает в отчий дом, да еще и с женой. Уехал в Москву работать художником (смешно от самого сочетания этих слов), пока он, Вадим, должен жить бок о бок с родителями, не смея глядеть в глаза отцу, смотреть из окна на проклятый дикий пляж и трястись от страха, когда маленький Арсений идет купаться. Седыми прядями на висках Вадим обязан страху, что мстительное море заберет его сына, он носил в себе это видение как одержимый, горячо поощряя тещину гиперопеку над Арсением. Хрупкий, бледный, то и дело болеющий Арсений как будто и сам боялся моря на подсознательном уровне.

Но больше всего Вадима бесила Сашина суперспособность плевать на всех и каждого. Он не ведал страха, не признавал компромиссов и сбрасывал с плеч любой крест. Вадим горячо осуждал своеволие брата, выступая его ханжеским судьей. Он никогда не мог признаться сам себе, что завидовал Сашиному характеру, его граничащей с безумием отваге и жажде познать жизнь во всей ее полноте.

Вадим припарковал машину аккурат рядом с Сашиной, еще раз убедившись, что брат таки приехал. До этого в нем теплилась надежда, что он может передумать.