В лесу ему понравилось куда больше, чем здесь.

Он открывает дверь и входит.

Нажимает кнопку автоответчика и тщательно вводит код. Один два два пять. Сообщений от человека, который говорит, что делать, нет. Ему, кажется, становится немного грустно, что сообщений нет. Он не слышал его голоса с самого утра. Ему кажется, что ему грустно, хотя, что такое грусть, он не знает.

Сообщений нет. Нет сообщений.

А это значит, что он должен обновить глушитель, зарядить новые патроны и снова уйти.

Но сначала он поест супа и включит телевизор.

Он поест вкусного и горячего супа.

Мэр Кеннеди!

Конец света грянет. Диггер на свободе и нету способа его остановить. Он будет убивать снова в четыре, в 8 и в Полночь если вы не заплатите.

Я желаю получить $20 миллионов долларов наличными, которые вы положите в сумку и оставите сумку в трех километрах к югу от шоссе 66 на Западной Стороне от Окружной. В середине Поля. Оплатите мне Деньги до 12.00 часов. Только я умею как остановить Диггера. Если вы (густо зачеркнуто) арестуете меня, он продолжит убивать. Если вы меня убьете, он продолжит убивать…

Чтобы вы не думали будто я никто, некоторые пули Диггера были окрашены черной краской. Только я знаю об этом.

У каждого документа свой характер. Письмо Джефферсона, лежавшее в ящике стола в доме Паркера, независимо от того, подлинное оно или нет, было величаво. По стилю и по богатству содержания. А записка вымогателя, которую он видел сейчас перед собой на рабочем столе лаборатории ФБР, поражала вульгарной грубостью и цинизмом.

И тем не менее Паркер подошел к ее рассмотрению как к решению любой другой своей задачи: беспристрастно, непредвзято и не делая скороспелых выводов. При разгадке ребуса наш ум напоминает быстро застывающий гипс – первые ощущения впечатываются в него надолго. Поэтому он избегал каких-либо умозаключений, пока не проанализировал записку целиком. Сдерживать напрашивающиеся сами собой суждения было едва ли не самым сложным в его профессии.

Три ястреба постоянно уносили у фермера кур…

– А что с пулями в метро? – спросил он. – Вы нашли среди них окрашенные?

– Так точно, – ответил Джерри Бейкер. – Около дюжины были покрыты черной краской.

Паркер кивнул и задал еще вопрос:

– Я правильно понял, что вы заказали психолингвистическую экспертизу?

– Да, – отозвался Геллер и указал на дисплей своего компьютера, – но результаты из Квонтико пока не прислали.

Паркер посмотрел на конверт, в котором оставили записку. Его поместили в целлофановую папку, налепив формуляр для отметок о перемещении из отдела в отдел, озаглавив «Метстрел». На внешней стороне конверта тем же почерком, которым была составлена записка, вывели слова: «Мэру. Вопрос Жизни и Смерти».

Он натянул резиновые перчатки. При этом он не столько боялся оставить свои отпечатки пальцев, сколько уничтожить любые микрочастицы, приставшие к поверхности бумаги. Потом вынул из бархатной обертки свою лупу. Диаметром в пятнадцать сантиметров, безупречно чистое стекло было оправлено в блестящий стальной обод и снабжено ручкой из палисандра. Первым делом Паркер изучил с его помощью полоску клея на конверте.

– Ну, что мы здесь имеем? И имеем ли что-нибудь вообще? – пробормотал он себе под нос. Работая с документами, он часто начинал разговаривать сам с собой. Если в такой момент в кабинете находились дети, они думали, что его комментарии адресованы им, и безыскусно радовались возможности поучаствовать в отцовской работе.

Узкая клеевая линия, нанесенная на конверт машиной на фабрике, осталась нетронутой, а жаль. Остатки слюны могли дать информацию по ДНК и для серологического анализа.