Сегодня канун Нового года. И Диггер в городе.

Пока кареты «скорой помощи» стекались к площади Дюпона, а спасатели растаскивали ужасающую гору тел на станции метро, Гилберт Хавел направлялся к зданию городского совета, расположенному в трех километрах оттуда.

На углу Четвертой и Ди-стрит, остановившись рядом с уснувшим на зиму кленом, Хавел открыл конверт и в последний раз перечитал записку.

Мэр Кеннеди!

Конец света грянет. Диггер на свободе и нету способа его остановить. Он будет убивать снова в четыре, в 8 и в Полночь если вы не заплатите.

Я желаю получить $20 миллионов долларов наличными, которые вы положите в сумку и оставите сумку в трех километрах к югу от шоссе 66 на Западной Стороне от Окружной. В середине Поля. Оплатите мне Деньги до 12.00 часов. Только я умею как остановить Диггера. Если вы (густо зачеркнуто) арестуете меня, он продолжит убивать. Если вы меня убьете, он продолжит убивать…

Чтобы вы не думали будто я никто, некоторые пули Диггера были окрашены черной краской. Только я знаю об этом.

Хавел решил, что его план – само совершенство. Кто смог бы придумать лучше? Он планировал всё несколько месяцев. Предусмотрел любой возможный ход со стороны полиции или ФБР. Чисто партия в шахматы!

Ободренный этими мыслями, он вложил записку в конверт, закрыл его, но запечатывать не стал и отправился дальше. Он шел размашистой походкой, слегка опустив голову, чтобы казаться чуть ниже своих ста восьмидесяти пяти сантиметров и не встречаться глазами с прохожими. Это причиняло ему некоторые неудобства, потому что, вообще говоря, ему нравилось ходить, выпрямившись во весь рост, и смотреть на людишек сверху вниз.

Охрана здания городского совета, расположенного в доме номер один на площади Правосудия, выглядела жалкой. Никто и не заметил, как он вошел в вестибюль невыразительной архитектуры дома и остановился рядом с автоматом для продажи газет. Сунув конверт под его основание, он медленно повернулся и вышел в сторону И-стрит.

Для кануна Нового года даже слишком тепло, думал Хавел. В воздухе витали скорее осенние запахи гниющих листьев и дыма от сыроватых дров в каминах. Эти ароматы даже вызвали в нем смутную ностальгию по дому, где он провел детство. Он дошел до телефона-автомата на углу, опустил в прорезь несколько монет и набрал номер.

– Городской совет. Служба безопасности. Слушаю вас, – ответил голос.

Хавел приложил к трубке диктофон и включил воспроизведение записи. Сгенерированный компьютером голос произнес:

– В фойе вашего здания лежит конверт. Под машиной, продающей «Вашингтон пост». Прочитайте немедленно. Это об убийствах в метро.

Он дал отбой и пересек улицу. Диктофон положил в картонный стакан для кофе, скомкал и бросил стакан в урну.

Потом он зашел в кафе и занял место в кабинке у окна, откуда ему отлично был виден весь вестибюль и газетный автомат в том числе, как и все боковые входы и выходы здания. Ему необходимо было убедиться, что конверт заберут, и это случилось, не успел он еще и снять с себя куртку. Интересовало его, кто именно примчится на совещание к мэру. И появится ли пресса.

К его кабинке подошла официантка. Он попросил кофе и, хотя еще едва минуло время завтрака, заказал себе сандвич с натуральным бифштексом – самое дорогое блюдо в меню. Почему бы и нет? Скоро он станет очень состоятельным человеком.

– Папа, расскажи мне о Лодочнике.

Паркер Кинкейд на мгновение замер. Потом отложил в сторону чугунную сковородку, которую как раз закончил мыть.

У него выработалась привычка никогда не тревожиться, о чем бы ни спрашивали дети (или по крайней мере не подавать виду, что встревожен), и потому он с улыбкой посмотрел на мальчика, вытирая руки бумажным полотенцем.